В комнате, где жили царь и царица вместе с Алексеем, были найдены книги Чехова и «Рассказы для выздоравливающих» Аверченко. Найдены были бутылка английских духов, кольдкрем, маникюрные ножницы, вазелин и графин, все еще наполненный водой.

Валялся также настенный календарь, оторванный только до 23 июня; Романовы, вероятно, все еще отсчитывали даты по старому стилю, который отставал на 13 дней от западноевропейского календаря.

Но даже в этом случае это означало, что последний датой, которая привлекла их внимание, было 6 июля, за десять дней до исчезновения Романовых. Столы и платяные шкафы в комнатах были пустыми. Было отмечено полное отсутствие одежды и ботинок.

Доктор Белоградский, участвовавший в осмотре в качестве понятого, сказал: «Общее впечатление, какое оставлял тогда дом Ипатьева, было вот какое: дом брошен хозяевами, хозяев в нем нет, в нем хозяйничали чужие люди, уничтожившие в печах разные мелкие по величине вещи Августейшей семьи, лишь немногие вещи уцелели из мелочи».

Первые заключения, после тщательного шестидневного поиска в Доме Ипатьева и в районе Ганиной Ямы поступили от капитана Малиновского, члена офицерской комиссии. Его соображения, официально зарегистрированные в найденных нами следственных материалах, послужили толчком для появления новой версии исчезновения Романовых. Капитан свидетельствовал: «В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что Августейшая Семья жива. Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, что бы симулировать убийство Августейшей Семьи, вывезли ее по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду ее сожгли. Так я думал в результате моих наблюдений и в результате моих рассуждений. Мне казалось, что Германский Императорский Дом никак не мог допустить такого злодеяния. Он не должен бы был допустить его. Я так думал. Мне и казалось, что все факты, которые я наблюдал при расследовании, – это симуляция убийства».

Свидетельство Малиновского важно, хотя бы потому, что он принимал участие в расследовании, когда следы были еще свежими. Он был убежден, что имеет место симуляция, но не был готов доказать это и поэтому высказывался так официально. Его намек на «Германский Императорский Дом» явился, как ни странно, пророческим. Он относился непосредственно к кайзеру Вильгельму II, и, действительно, были основания для предположения участия Германии в событиях в Екатеринбурге. Пока наше расследование продолжалось, Германия все чаще и чаще стала привлекать наше внимание.

Но белогвардейским чиновникам, которые, в конце концов, были вынуждены начать следствие, рассуждения Малиновского казались ересью. Никаких намеков на связь императорской семьи с военным врагом России, Германией, нельзя было допускать; и любой намек сомнения относительно убийства, даже из серьезного источника, должен был быть немедленно подавлен.

Именно поэтому подозрения Малиновского не были приняты во внимание; мы публикуем их впервые. До нас не дошло мнение по поводу этой версии следователя Наметкина, который работал вместе с капитаном Малиновским. У него не хватило времени, чтобы собрать свидетельства, уже не говоря о том, чтобы сделать какие-либо официальные выводы, поскольку его быстро отстранили от следствия.

Несколько лет спустя последний белогвардейский следователь Соколов высказывался о Наметкине как о трусе, который боялся искать следы преступления в лесу, поскольку большевистские войска все еще были рядом.

Действительно у Наметкина была причина бояться, поскольку большевистские войска попыталась взять обратно Екатеринбург уже после того, как следствие началось, и отдельные красноармейцы в течение некоторого времени бродили по лесам вокруг города. Все же абсурдно обвинить первого следователя в трусости, поскольку он пошел к этим Четырем Братьям на разведку среди белого дня,