Приходилось по крупицам собирать информацию, следить за подозреваемыми, за самой жертвой. Порой процесс растягивался на месяцы. А с учётом того, что один вампир способен за сутки обратить или убить до сотни человек, очень часто эта медлительность оборачивалась огромными жертвами в том числе и среди маршалов.

Ситуация с выходящими из-под контроля и не желающими адаптироваться вампирами ухудшалась много лет, а в последние три года характеризовалась как стабильно плохая. Во всеуслышание, конечно, об этом никто не заявлял, но те, кому надо знали: очень скоро вампиров, чья популяция неудержимо росла, придётся истреблять без суда и следствия. И первым сигналом к этому стала бойня на ферме в Вудстоке, случившаяся полгода назад. Гора иссушенных человеческих тел, обожравшиеся до опьянения вампиры и пятеро маршалов, которые погибли во время штурма захваченного дома. Увиденное всеми нами в ту ночь было настолько жутким, что семеро из нулевой группы подали в отставку едва наступило утро.

– Абсолютно уверен. Кто-то очень сильный перебил ей шейные позвонки одним ударом ребром ладони, – выпрямляясь, поморщился Майерс, оскорблённый моим недоверием. – Но если хочешь, проверь сама. Я знаю, о чём ты подумала. Но её никто не трогал. И укусов тоже нет. Убийца – не вампир.

Об этом не принято было говорить, и разглашение такой информации было под запретом, но вампиры в некотором смысле постоянно пребывали в состоянии хронического сексуального возбуждения. Для них еда и секс были практически равноценны. А потому в большинстве случаев они вступали в связь со своими жертвами вне зависимости от того, как собирались закончить знакомство: убийством или обращением. Хотя лично я вообще не видела разницы между первым и вторым. Смерть она и есть смерть, как ни назови.

 На всякий случай решила сама осмотреть жертву. С тех пор как ко мне приставили Майерса я делала это редко, спихнув неблагодарную часть работы на новичка, тем более что в отличие от меня, самоучки, выдернувшей необходимы знания из десятка учебников, он как раз специализировался на патанатомии.

– Да, ты прав, – пришлось признать мне. – Девчонку, несомненно, убили, но не те, кого мы ищем.

 Я подняла взгляд на шерифа.

– Если это обычный труп, то почему позвали нас? Звонили бы в Бюро, убийство похоже на дело рук обычного психа или серийника, а мы таким не занимаемся, – строго выговорила я.

Дрожащей безвольной ладонью шериф потянулся к липкому лбу, отёр очередную порцию капель и пролепетал:

– Понимаете…

– Пока не очень, – заявила я, раздражённо поправляя джинсовую куртку, потому что терпеть не могла терять время зря. А именно этим я сейчас и занималась.

– Это не единственная находка, – договорил за начальника помощник Бун и приблизился ко мне, понизив голос. – Когда мы оцепляли территорию, один из наших стажёров наткнулся на некий…

– Да говорите уже! – я начала выходить из себя.

– На алтарь, – подстёгнутый моими словами твёрже заявил мужчина. – Сатанинский алтарь.

 Мои глаза удивлённо распахнулись. Я уставилась на помощника шерифа в выражении немого недоумения, потому что упоминания сатанистов ожидала меньше всего. Но что казалось ещё более удивительным, этот мужественный самодостаточный мужчина был… напуган. И напуган именно этим самым алтарём даже больше, чем трупом девушки на горной тропе.

– Вы серьёзно?

– Вполне. Пойдёмте, я вам покажу.

 И он пошагал к кустам, начав движение прямо сквозь них. Присмотревшись, я поняла, что здесь уже ходили, густо насаженная лещина выглядела помятой, некоторые ветки сломаны, кора ободрана, а лиственный ковёр притоптан.