– Как странно. Сменить московский театр на периферию.

– Видимо, на это были причины. Она мне об этом не рассказывала. Мы по большей части общались через социальные сети. Ты же знаешь, как я часто мотаюсь по командировкам.

Я кивнула и продолжила фиксировать основные моменты в блокнот. Всегда записываю все беседы и так, и на диктофон. Иногда при переслушивании и перечитывании всплывает новая информация, которую не всегда успеваешь уловить в разговоре и тем более записать.

– В чем состояла ваша переписка? Она делилась с тобой переживаниями?

– Нора любила луну. Она присылала мне стихи о луне и свои фотографии, в основном съемки природы. Она часто ходила в мини-походы и приносила оттуда ворох снимков. Наиболее удачные присылала мне. Я их отсматривала и давала советы. В целом, она не часто рассказывала о театре или личной жизни. Больше интересовалась профессиональными тонкостями и стремилась улучшить свои снимки.

Я взяла в руки ориентировку и еще раз внимательно ее рассмотрела. Переписала название поискового отряда и основные приметы.

– Я возьму ориентировку себе?

– Да, конечно.

– Расскажи, как она пропала? Ты общалась с ней накануне исчезновения? Заметила что-то странное в ее поведении? Вспомни, может что-то тебя удивило или поразило?

– Мы не каждый день переписывались. Если я в командировки уезжала, то и не каждую неделю. Когда она пропала, я как раз была в Москве и готовила свою выставку. Мы тогда с организатором никак не могли построить экспозицию, то свет неудачный, то порядок без моего ведома меняется, приходилось многое самой переделывать. Я замоталась и не общалась с Норой дня три-четыре, и тут мне позвонила Наталья, руководитель поискового отряда и сообщила, что Нора пропала. Они вскрыли ее переписку и собирали информацию обо всех, с кем она общалась в последний месяц. Я периодически перезваниваюсь с Натальей, спрашиваю, как идут поиски. Но, как видишь, безрезультатно.

– А какие-то контакты семьи, друзей, родственников у тебя есть?

– Особо нет. Я ни с кем из ее окружения не общалась. Но Наталья говорила, что весь «ближний круг», как она выразилась, отработан.

– Хорошо. Я свяжусь с руководителем поискового отряда.

Я посмотрела на часы, через два часа начнется регистрация на обратный рейс. Пора собираться и выезжать в аэропорт. Иришка перехватила мой взгляд, внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Мне очень важно выяснить, что же с ней произошло на самом деле. Полиция выдвигала много версий. Мне говорила о них Наталья, но никаких зацепок у них нет.

– Я поняла, что для тебя это важно. Начнем поиски. Но сначала мне нужно забрать Салли и взять некоторые вещи, продумать план действий. Ты надолго в Перми?

– В ближайшие дни пока никаких выездов не планировала.

– Хорошо. Пойду собираться в аэропорт.

– Сделать тебе бутерброды в дорогу?

– Спасибо, Иришка. Твой «Крок-мадам» бесподобен, давно я не ела твоих кулинарных шедевров. Но я в бизнес-зале перекушу, если захочется.

В аэропорту на меня накатили воспоминания о годах учебы и наших с подругами прогулках по любимым пермским улочкам. Особенно мы любили набережную: отовсюду пахло шашлыками, в небольших уличных кафе играла музыка, за пластиковыми столами отдыхающие пили пиво. Если нам не нравилась музыка в кафе, мы просто переходили в следующее, а затем в следующее. Снаружи люди танцевали, это была круглосуточная дискотека с видом на Каму. Порой мы просто отдыхали на лавочках, куда тоже докатывалась атмосфера всеобщего веселья. Мне нравилось там бывать в ясные дни. Солнце пригревало, а с Камы всегда дул освежающий бриз. В особо жаркие дни мы ходили на пляж напротив набережной и играли там в волейбол. Весь полет я провела в ностальгии и даже наметила места, в которые бы хотела сходить, пока буду вести расследование об исчезновении Элеоноры.