Точно под самым окном его вагона это случилось – не иначе кому горло перерезали. Не во сне ли послышалось?

Иноземцев, до того успевший задремать, насилу поднялся, потер ушибленное плечо и еще сонный и напуганный бросился в грузовой вагон, где ехали охранявшие товар солдаты. Сморила тех вечерняя дрема, как и самого Ивана Несторовича. Едва доктор с дверцей справился, в проход меж вагонами протиснулся, в потемках едва не провалившись на шпалы, а те только очнулись, только за ружья схватились и в недоумении повскакивали. Один ползал на четвереньках – искал фуражку.

В соседнем вагоне раздался грохот, распахнулась дверца напротив, яркий свет озарил стройные ряды товарных ящико-тюков на три коротких мгновения. Три короткие вспышки и тотчас будто заложило уши.

Не сразу Иноземцев понял, что это ружейные выстрелы, до того ошарашен был, до того оглушен молниеносностью происходящего. На пол вагона один за другим рухнули все три белых кителя. А на другом конце вагона застыли в потемках, точно духи ада, семь или даже десять пар светящихся глаз. И понял Иноземцев, что к трем кителям сейчас четвертый ляжет – его самого.

Говорил буфетчик, не сиди на солнце, голову напечет. Вот, пожалуйста, теперь, видно, в бреду все это и наблюдает. Стоит, чуть дыша, за ручку дверцы схватившись, и пытается высмотреть сквозь темноту вагона действительно ли в его ногах мертвые солдаты лежат, а над ними возвышаются несколько высоких черных фигур, увенчанных причудливыми чалмами. Вспыхнуло пламя, Иноземцев дернулся назад, тотчас заслонившись от вспышки, но, когда осознал, что это был всего лишь факел, больно обожгло затылок: получил удар по голове и вывалился из двери за поручни наружу. Падая, краем глаза успел заприметить, как с крыши вагона спустился еще один разбойник.

– Йўқ, мумкин эмас![6] – донеслось следом точно из пустого бочонка. – Овсар! Эшак! Нима учун? Йўловчини тегма, деб айтгандимку![7]

Иван Несторович ощутил, как, обхватив за ноги, его вытащили из-под колес, потянули нещадно по шпалам и бросили на песок.

– Кечарасиз, илтимос[8], – шуршали вокруг тени. Потом у самого уха кто-то как гаркнет:

– Юлбарс, йўқ! Йўқ! Мумкин эмас. Қоч![9]

Уж очень тревожным показался Ивану Несторовичу этот пронзительный визг. Замер, стонать от боли перестал, открыл глаза, оторвав голову от горячего песка, продолжая сжимать затылок рукой. Из раны хлестала кровь. Вокруг столпились бандиты в халатах, некоторые держали зажженные факелы, били копытами нетерпеливые кони.

Вдруг ударил в нос бедного Ивана Несторовича звериный дух – в самой близости от лица, точно сквозь дымку, на него глядело нечто живое, ярко-оранжевое, оно было усато, горячо пыхтело, тыкало в подбородок чем-то липким и мокрым. Низенький сарт бесстрашно вцепился сему чудищу в загривок и пытался оттащить, все твердя свое: «Юлбарс, йўқ». И осознал доктор, что Юлбарсом был тигр, а не человек. Мысль сия сразила наповал, отобрав остатки чувств и сознания.

Очнулся Иноземцев от тряски и неприятного ощущения, что вот-вот упадет: оказалось, ехал верхом на лошади. Сидел без седла, на одной попоне, вернее, не сидел, а повис на шее, распластавшись, невыносимо смердящего навозом животного. По обеим сторонам ехали всадники – милостиво придерживали пленника прикладами ружей.

В глазах темно, голова трещала, как телеграфный аппарат, страшно мутило и хотелось пить. Поднявшись, кое-как уселся, оглянулся, увидел позади большой желтый шар, чуть выглядывающий из-за края пустыни, отливающей червонным золотом. Утро, тотчас решил Иноземцев, рассвет, стало быть, шли на запад. Кругом кучугуры, нет-нет саксаул вставал на пути темной изогнутой тенью, копыта тонули в песке едва ли не по колено бедных животных. Его окружало человек сорок всадников, в грязных, неопределенного цвета халатах, серых чалмах, лица по глаза прикрыты платками, за поясами – пистолеты, за плечами – ружья, сабли стучали о бока тонконогих быстрых их лошадок в дорогой сбруе, с расписными седлами. Все, как один, были устремлены взглядом в горизонт, молча неслись легким галопом против солнца.