А три дня назад дядя Саша на своей расхлябанной «копейке» привез в город к Зайцевым мешок свежей картошки. Сообщил, что это Митин заработок. Раньше, в колхозе, это называлось «трудодни».

Папа сказал:

– Саня, ты что, спятил в своей сельской местности? Дитя трудилось бескорыстно.

Мама замахала руками:

– Александр Сергеевич, как вам не стыдно! Везите обратно!

Однако дядя Саша ответил, что это не их, мамы и папы, дело. Они закоснели в своих дореформенных взглядах. А Митьке надо расти в нынешнем рыночном мире, где основа отношений – справедливая оплата труда.

Мите и неловко было, и все же приятно: первый в жизни заработок. Но он, как и родители, недоумевал: где этот мешок держать? Ни подвала, ни сарая, ни гаража у Зайцевых не было. Картошку круглый год малыми порциями покупали в ближайшей овощной лавке, Митя возил ее в хозяйственной тележке. Каждый раз была морока забираться в лифт – квартира-то на пятом этаже.

Дядя Саша сказал, что нет проблем: пусть мешок стоит на балконе.

– А что будет, когда придут холода? – наивно воскликнула мама.

Дядя Саша сказал, что «до холодов вы эти запасы слопаете за милую душу».

«Лопать» еще не начинали, мешок так и стоял, полный под завязку. И должен был напоминать старшим Зайцевым, что сын их не бездельничал все лето напролет.

И мама вспомнила. Сказала Мите вслед:

– Конечно, ты «вкалывал». Но и получил за это целый мешок.

– Я, что ли, с мешком должен идти в магазин? «Продайте мне тетрадку за десять кило картошки»! Да?

– Ты можешь сначала реализовать свой товар, – подала голос из комнаты мама. – Поспрашивай соседей, не нужен ли кому-нибудь картофель. Или… я видела, как такие же мальчики на улицах и на рынке торгуют овощами со своих огородов.

– Это вполне в духе времени, – добавил папа.

Конечно, это было форменное издевательство. Конечно, они знали, что ничего «реализовывать» Митя не станет! Потому что он (по маминым словам) «храбрый только с родителями, а в нестандартной обстановке – тише овечки». Это была не вся правда, но опять же близко к правде. И уходя на работу, мама с папой и помыслить не могли, ч т о предпримет их ненаглядный отпрыск.

А он приступил к задуманному.

Разумеется, начиная это дело, Митя не верил, что доведет его до конца. Это были только «ростки робких намерений, весьма далеких от исполнения». И все же он пошел на балкон и развязал мешок.

Картошка была крупная. Клубни один к одному, но довольно грязные. В сухой земле. Надо было придать им товарный вид – так он подумал. С мешком было не управиться, дядя Саша говорил, что в нем четыре пуда. Раза в полтора больше, чем в самом Мите. Он стал накладывать картошку в красное пластмассовое ведро, таскать и высыпать в ванну. Потом выхлопал опустевший мешок с балкона – к неудовольствию соседки с четвертого этажа Серафимы Сергеевны. И пустил в ванну воду.

Каждый клубень он мыл в прохладных струях. Вытирал полотенцем для рук и отправлял обратно в мешок. Сперва казалось – работе не будет конца, но часа через полтора все было готово. Что стало с полотенцем – особый разговор. Зато клубни теперь выглядели, будто розово-желтые поросята.

Митя все тем же полотенцем вытер пол, вымыл (то есть постарался вымыть) ванну. Смыл с лица и ног серые подтеки, сменил футболку. Сел на перевернутое ведро в позе известной скульптуры «Мыслитель».

Что дальше-то? Как доставить товар на рынок? (Как продавать, он пока не думал, страшно было). На хозяйственной тележке больше пуда не увезешь. Это что же? Четыре раза туда и обратно топать через полгорода?

Хорошо бы раздобыть какой-то транспорт. И помощника. Да, именно помощника! Вдвоем все трудные вопросы решать легче. Но главный приятель, сосед и бывший одноклассник Шурик Таманцев, был еще на даче. Пойти к Вадику Полянскому? Но много ли проку в таком деле от сверхвоспитанного скрипача и шахматиста? К тому же, никаких телег у Шурки и Вадика наверняка нет…