Я кивнул. Бальдр – единственная пригодная для жизни планета в этой системе, довольно давно колонизированная людьми. Весь персонал базы естественным образом был набран оттуда.

– Розоиды действительно напоминают розы, цветы красивые, но ничего особенного, – продолжил Госсенс. – Вы ведь были в оранжерее, видели, наверное. Однако в условиях невесомости или квази-невесомости они проходят через удивительную стадию. Когда бутон достигает критического размера – около восьми сантиметров в диаметре – его лепестки покрываются мраморным узором. Невероятно красивое зрелище! У нас есть срезанные цветы, мы храним их в специальных вакуумных контейнерах, не желаете взглянуть?

– Возможно, позже, – буркнул я.

– Один цветок стоит около пятисот кредитов.

– Сколько?! – я поперхнулся.

– Да, лейтенант, именно так, – Госсенс покивал с таким важным видом, будто именно он сделал это «великое открытие» несколько лет назад. – И в цену заложена не только изумительная красота цветка, но и сложности в его выращивании. Сама среда обитания – это только один фактор. Второй – это длительность мраморной стадии. Когда цветок приобрел мраморный вид, у садовника есть всего около трех минут, чтобы срезать его. Срезанный цветок простоит от семи до десяти дней. Не срезанный вянет и опадает… За то время, пока в оранжерею нет доступа, полагаю, мы безвозвратно потеряли не меньше четырех-пяти цветков.

Я сглотнул. Надо расследовать это дело побыстрее. Не люблю, когда гибнет красота. Особенно по полтысячи за штуку. Но допускать этих садовников к месту преступления я пока не намерен. Среди них ведь практически наверняка есть убийца, мало ли какие следы он может там замести. То, что никаких особых следов я не обнаружил, ни о чем не говорит. Чтобы что-то найти, желательно знать, что ищешь. А я пока представления не имею, почему убили Шталлера…

– Четверо из вас вернутся к своим цветам, когда пятый покинет астероид в качестве обвиняемого, – непреклонно сказал я. – Поверьте, я сделаю все возможное, чтобы это случилось как можно раньше. Если вы заинтересованы в том же, потрудитесь отвечать на мои вопросы правдиво и полно. Давайте для начала определим время смерти, возможно вам удастся уточнить данные коронера. По каким часам вы живете?

Ответил Госсенс:

– По Перегуте. Это столица Бальдра. Сейчас у нас… – он поднес к глазам коммуникатор, но я остановил его нетерпеливым жестом.

– Справлюсь. – Я быстро настроил свой комм на время Перегуты. Так мне удобней.

Сутки на Бальдре были лишь немногим длиннее стандартных, и их делили на привычные двадцать четыре часа, хотя секунд в часе было чуть больше, чем на Земле. Хорошая в этом отношении планета, на иных людям приходилось привыкать к двенадцати-, тридцати шести- или сорока восьмичасовым суткам, чтобы понятие часа не становилось совсем уж абстрактным.

Произведя нехитрые вычисления, я выяснил, что Ник определил время смерти от двенадцати десяти до тринадцати сорока по времени станции.

– Когда вы в последний раз видели Шталлера живым?

– На ланче, – это снова Госсенс. – Ланч у нас в одиннадцать тридцать. Генрих пришел вовремя… он всегда все делает вовремя, но поел буквально на бегу – у него в синей оранжерее намечалось созревание.

– Синей? – переспросил я.

– Да, это та, в которой он был найден. В ней растут синие розоиды, а в другой – желтые, поэтому мы ее называем…

– Спасибо, я догадался, – проворчал я. – Значит, во сколько он ушел?

Госсенс развел руками.

– Мы специально не засекали, сами понимаете. Но, полагаю, выражу общее мнение, если скажу, что было не больше одиннадцати сорока.