Я молчала и терпела, так как жизнь в родительском гнезде была для меня не в пример ужаснее. Держала свои чувства в себе, слезы проливала тайно, бабушки и тетушки, петербургская мужнина родня, видели меня только улыбающейся, только счастливой. Нет, Пан – в меня не предал, как не предала его я, в свой час перебравшись на половину Некр – ва. Но если спросите меня: положа руку на сердце, ответь, держишь ли обиду на Пан – ва, отвечу: держу. И только за одно держу обиду, что не поговорил со мною в то утро, не объяснился. Молча взглянул на меня, выходящую из чужой спальни, – и отвел глаза. Удалился и ни о чем не спросил. Вот это – то до сих пор меня гложет и ранит. Не по – людски мы с ним расстались.
А ведь я его любила. Был он моей первой и единственной любовью, королевич мой синеглазый. Да и он меня любил, по – своему, но любил. Иначе с чего бы затеял незадолго до своей смерти разговор о переезде в деревню? Поедем, – говорит, – Дуня с тобою в деревню, хочет душа покою. Сил моих нет оставаться в этом свинячем городе. Не с Клашей и не с Маней разговор затеял – со мной, давно уже перебравшейся на другую половину, к ближайшему его другу, ставшей этому другу неофициальной женой. Но венчаны – то мы были – с ним, с Ваней. Священник пред святым алтарем соединил нас на супружество. Всю жизнь носила я его фамилию и не была с ним в разводе. И что бы там ни случилось, была ему законной женой и верным другом. Ближе меня не было у него человека. И перед смертью Ваня воззвал ко мне как к своей жене и подруге.
Что до Некр – ва, то скажу, что он меня дважды по – настоящему предал. Ничего не поделаешь – такой имел характер. Был он человеком не то чтобы неверным, но вечно сомневающимся, мнительным, колеблющимся. Когда Пан – в умер, все вокруг ждали, и я грешным делом, тоже ждала, что Некр – в на мне женится. Но этого не случилось. Некр – в чего – то испугался. Сидел в мужчинах того времени, особенно в тех, кто дворянских кровей, страх перед женитьбой. Николай Гаврилович и Доброл – в хорошо это видели и высмеяли в своих писаниях. Некр – в недаром дружил с Тург – ым, еще одним вечным холостяком, греющимся у чужого огня.
Я думаю, основной страх у Некр – ва был связан с определенностью положения женатого мужчины. Этой определенности он боялся, желал оставаться свободным в своих холостых привычках: девки, клуб, крупная игра. Что ж, как говорится, Бог ему судья. Когда умирающий он встал под венец с этой своей Феклой, взятой им из «заведения», ничего уже этот шаг не решал, ни к чему его не обязывал. А Фекле – Зине как он ее называл – ни полушки от того не перепало, все что осталось поделили его родственнички. Некр – в был человеком небедным, деньги к нему шли. И вот деньги эти проклятые, сдается мне, сильно его испортили.
То, что Некр – в не женился на мне, к лучшему. Руки мне развязал – я вышла за Аполлона Головачева – молодого, по – новому мыслящего, влюбленного, – родила доченьку. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я уж считала себя заговоренной: не жили мои дети – ни от Пан – ва, ни от Некр – ва. И вдруг… Так что хорошо, что Некр – в на мне не женился, охотно прощаю ему это предательство. А вот чего никогда не прощу, так это Мари. Что по всему свету пустил слух, что я ее обобрала и обманула, что нет за ним вины. А между тем, не будь Некр – ва, никогда бы я не ввязалась в это проклятое дело. Он был в нем моим поводырем и советчиком, я следовала его указаниям как слепой котенок. Сама я в этих вещах никогда ничего не смыслила. Дело – то шло о деньгах.
Тратить деньги я любила и умела. Живучи у родителей, отказывалась надевать смешные уродливые обноски, доставшиеся от старших сестер. Сама придумывала фасоны и шила на живую нитку из блестящих портьерных тканей, сваленных в чулане, платья для «принцессы». Выйдя за Пан – ва, узнала вкус и запах модных французских лавок.