После того, как я перед началом суда над Галявиевым публично выступил со статьей о противоречиях в этом деле, со мной на связь вышли многие люди, которые заверили, что помнят фото Мухамедшина и смогут его найти, но никто не смог. Ветка форума, где обсуждалось дело Галявиева и была опубликована фотография Мухамедшина, оказалась заблокирована.

Позже я объявил денежную награду за его фото, но никто так и не смог его разыскать.

В ходе суда над Галявиевым Мухамедшина не вызывали свидетелем, его фамилия не была названа ни разу.

Ринат Галявиев

Когда я впервые увидел Рината Галявиева, была уже осень. Мы встретились на автобусной остановке неподалеку от 175-й гимназии. Момент испытующей неопределенности – он или нет? – и мы пожали друг другу руки и ушли с освещенного проспекта в темноту дворов. Ринату 55 лет, он работает водителем и предпочитает говорить по-татарски. Отныне он мой проводник в мир местных жителей, свидетелей и очевидцев.

В последующие месяцы мы не встретили здесь ни одного человека, который бы считал, что его сын напал на гимназию один, и ни одного человека, который бы выразил неприязнь к Ринату как к отцу стрелка. Как без обиняков сказала ему мать одного из раненых детей, «если бы люди верили, что Ильназ был там один, вас давно бы уже застрелили».

Ринат рассказал, как пережил 11 мая. «Сами следователи нам в первые дни доказывали, что их было трое. В первый же день показывали фото человека, она была подписана «Рамиль Мухамедшин». Якобы он у нападавших был за старшего. И еще через два дня снова приходили к нам и все еще показывали эту фотографию. Следователь сам рассказывал, что одного нападавшего застрелили, а третьего не смогли поймать. А потом они сказали, что просто ошиблись, что Ильназ все сделал один».

Ночью 11 мая Рината привезли на допрос в первый отдел по расследованию особо важных дел следственного комитета на улице Наки Исанбета, 57. По его словам, на полу в кабинете, где его допрашивали, лежало три ружья и куча патронов.

– Чьи это ружья? – спросил Галявиев.

– Казанских стрелков, – ответил ему следователь.

Через полтора года, когда в конце судебного следствия старшего Галявиева допросят в суде как свидетеля, он повторит все это и назовет фамилию следователя – Королева. «Королева, – деловито запишет у себя судья Айрат Миннуллин. – Мы можем вызвать ее в суд и опросить». Но никого не вызовет и не опросит.

Соседи

Ринат показал мне их старую квартиру, в которой Ильназ несколько месяцев перед нападением жил один. Квартира пуста, ходим в обуви – еще не окончен ремонт: отец перестелил полы и переклеил обои после попытки поджога в день нападения (якобы сын, уходя на убийство, подпалил помещение) и последующего обыска с выламыванием подоконников.

Из окна квартиры видна 175-я гимназия.

Когда мы вышли, Ринат постучал к соседям. Открыла девушка, молодая мать.

«Я и не знала, что он один живет, пока сосед не поднялся по поводу шума. Что Ильназ шумит, я тоже слышала. Каждый день был какой-то шум, как будто гантели падают. Сначала вот такой звук металла, а потом стук такой тупой, как об стенку или об пол.

Мы подумали, что он спортом занимается, но это было с периодичностью: 3-4 часа проходит – стучит, еще 3-4 часа проходит – опять, и так постоянно.

А дверью хлопать он начал еще раньше. Вы все тихо ходили, – обращается к Ринату, – вообще неслышно было, а он прямо агрессивно закрывал двери, стены сотрясались.

В феврале, когда я после родов приехала домой, он уже дверью сильно хлопал. Я думала, ему мешает плач моего ребенка маленького, связывала с этим.

Я после какого случая узнала, что вы переехали – когда поднялся сосед из-за шума. Это было 10 мая, в ночь перед нападением. Сосед говорит: «Ты перестанешь шуметь или нет?» У них произошла словесная перепалка; Ильназ говорил уверенно, нагло. Сосед сначала нормально с ним начал разговаривать, а в итоге они на повышенных тонах поговорили. Ильназ ему еще сказал: «Вы мне мешаете, музыку слушаете». На что сосед сказал: «Какую музыку? У меня даже проигрывателя нет».