– Надеюсь, в твоем сейфе валюты нет? – усмехнулся он.

– Ты что?!

Она испуганно и возмущенно всплеснула руками, потом взглянула на семейный портрет Анилиных, стоявший на столе Веры Петровны: супруги, такие счастливые, на фоне Эйфелевой башни. И по щекам Лиды снова поползли слезы.

Полковник Скачко и Вера Петровна сидели друг против друга в следственной камере. Несколько минут оба молчали.

– Вы же знали, что ваш муж ворует? – нарушив молчание, спросил Скачко.

– Да, знала, – ответила она и вздохнула.

Скачко покачал головой:

– Почему же не остановили?! Или каждая новая тысяча долларов наполняла вас гордостью? Я спрашиваю без протокола, мне просто интересно.

Анилина покраснела, опустила голову, задумалась.

В памяти ее всплыл недавний эпизод. По программе «Время» показывали репортаж о похоронах секретаря ЦК КПСС по идеологии Михаила Суслова. Вера Петровна смотрела этот мрачный спектакль в гостиной, пила чай, когда туда вошел муж. Он взглянул на экран, и его лицо так и просияло от радости. Вера Петровна нахмурилась.

– Старый хрыч умер, серый кардинал, мать твою! – выругался муж.

Жена скривилась, укоризненно покачала головой.

– Ну зачем ты так? О покойниках плохо не принято…

– Перестань! Сколько людей сгнобил, идеолог хренов!

– Ну, хватит! Дети еще не спят, – оборвала она мужа.

Анилин плеснул из графина виски, отпил глоток, потом пошел на кухню, но тут же вернулся и бросил на стол пачку долларов.

– Положи туда же! Здесь пять тысяч!

Анилина не шелохнулась, продолжая смотреть хронику похорон. Пачка оставалась лежать на столе.

– Убери! Выбежит кто из ребят, ни к чему это!

– Я хочу, чтоб ты забрал деньги из сейфа! – категорично заявила она ему. – Ты же обещал! Сказал временно, на месяц, а уже полгода прошло! Это мой служебный сейф!

– Вот и хорошо! Под охраной Лени Б. оно надежнее! – не сдержался Анилин, засмеялся и махнул еще виски. – За упокой грешной души!

– Даю тебе две недели!

– И что потом? Выбросишь на помойку? – снова рассмеялся он.

– Выброшу на помойку! – твердо объявила она.

Муж, сощурившись, зло смотрел на нее.

– Что ты за человек, Вера Петровна?! Твоих родичей советская власть полностью выкосила, ты должна, по сути, смертельно ее ненавидеть! А говоришь и ведешь себя так, точно комиссар в юбке!

Анилина не ответила, продолжала смотреть телевизор.

– Ладно, не дергайся! Давай так: съезжу к отцу, у него юбилей через месяц, доллары отвезу к нему, там не найдут! А после этого решим с разводом! Препятствовать ни в чем не буду, квартиру, барахло, детей, все оставляю тебе! Договорились?

Она молча, не оборачиваясь, кивнула. Муж допил виски, ушел на кухню. Анилина продолжала смотреть похороны. Гремел воинский салют. У многих скорбящих в глазах блестели слезы. Слезинка скатилась и по щеке Веры Петровны.

Анилина, сидя за столом в следственной камере, смахнула слезу, глядя в одну точку. Скачко не сводил с нее глаз.

– Вы можете не отвечать на этот вопрос.

Анилина вытащила платок, отерла слезы.

– Я говорю это к тому, что муж мог принуждать вас к сокрытию преступных денег, а это смягчающее обстоятельство! – мягким тоном уточнил Павел Сергеич.

– Никто меня не принуждал! – сердито выпалила она. – Я, знаете ли, уже взрослая девушка!

В дверь постучали. Вошел лейтенант, отдал честь.

– Товарищ полковник! Вас срочно вызывает товарищ генерал!

Полковник нахмурился, поднялся.

– Лейтенант, напоите чаем Веру Петровну! С печеньем! Печенье у майора Бокова возьмите! Позвоните ему в отдел! Я ненадолго!

И он вышел из камеры.

Весна, буйствовавшая в городе с утра, к вечеру волшебным образом превратилась в осень. Над Москвой сыпал мелкий серый нудный дождик. Горели фонари на Тверском бульваре, девушки, лукаво посмеиваясь, скрывались под зонтами, проходившие мимо юноши заглядывали под них и что-то шептали. В ответ девушки только смеялись и отмахивались.