– Не сопротивляйся, потерпи. Здесь другие правила, – казалось, Алмаз шепнул ей это в самое ухо. – Тебе придётся окунуться в воспоминания и двигаться дальше. Хозяева комнат расскажут секреты, первая дверь откроет возможности…

Последние слова Каниша уже не слышала, бурный поток воспоминаний накрыл её с головой. Она снова вернулась в тот проклятый декабрь девяносто пятого года.

* * *

Ранний вечер. Она, счастливая, идёт по хрусткому снежку из женской консультации домой. Бредёт по заснеженной аллее, вдыхая свежий морозный воздух. На ней лёгкая как пёрышко норковая шубка с большим капюшоном, из-под которого на грудь спускается длинная тугая коса.

Эту белоснежную роскошь ей на двадцатилетие брат Амантай подарил, а Алмаз – серьги с настоящими бриллиантами. Серёжки не покупные. Они сделаны на заказ в далёкой Якутии, куда муж частенько летал по делам. Золотые ромашки с бриллиантовой сердцевинкой, а на обратной стороне малюсенькие гравировочки в виде перевёрнутой восьмёрки – знака бесконечности. И это не просто так… Так выглядит тамга её предков аргынов. По поверью, тамга приносит удачу и оберегает от бед.

Девчонки на курсе от такой красоты обалдели. Пришлось соврать, что это не бриллианты, а фианиты. Зачем злить лишний раз? Ведь все и так ей завидуют: муж – состоятельный красавец, брат – бизнесмен, дом – полная чаша. А сейчас ещё и второго ребёнка родит без отрыва от учёбы. Замечательная судьба у Каниши Турсуновой, всем бы такую!

Доктор, делавший осмотр, сказал, что вторая беременность протекает нормально, и к лету у них с Алмазом родится ещё один ребёнок.

«Хорошо, что к лету, – радовалась Каниша, – можно договориться и сдать экзамены за третий курс до сессии». Не откажут в деканате молодой мамочке, чей щедрый муж исправно одаривает преподавателей продуктовыми пакетами.

Каниша поначалу Алмазу выговаривала, мол, ни к чему это, когда она и сама с учёбой справляется. Не отличница, конечно, но пятёрки и четвёрки в зачётке – её личная заслуга. Алмаз отмахивался: «Отстань, малышка! В наше время никто от подарка не откажется. В магазинах ноль повдоль, а я им водочки финской, рыбки норвежской, ветчинки венгерской… Думаешь, преподы святым духом питаются? Нам нужно Аллаха благодарить, что они вообще работать продолжают, а то бы присоединились к своим коллегам на рынке, а на институт замок повесили».

Прав Алмаз, всегда прав! Он про жизнь и про людей больше неё понимает. От этого и скрытничает. Про их с Амантаем бизнес из него клещами ничего не вытянешь. «Меньше знаешь, крепче спишь, малышка», – вот и весь ответ. Только как крепко спать, если у мужа то рука в гипсе, то пистолет в ящике стола обнаружится.

«Может, второй ребёнок его остепенит», – думает она разглядывая длинные, голубоватые в наступающих сумерках, тени деревьев на снегу. Ей очень хочется, чтобы Алмаз поскорей закончил со своим непонятным ей занятием – всё время выполнять чьи-то распоряжения. Бежать, лететь, ехать, срываясь в любое время суток. Ей хочется, чтобы он обзавёлся нормальной работой: кабинет, стол с креслом, машина, подчинённые. Алмаз только смеётся, когда она заводит этот разговор. Говорит, пока рано… Пока они с Амантаем накоплением капитала заняты. Только чует её сердце – будто канатоходцы в цирке, ходят муж и брат над пропастью по тонкой струнке. Чует и молчит, не решается перечить любимым мужчинам.

Ничего не поделать – время такое! Все в девяностых крутятся и рискуют. Предприятия закрываются, зарплату задерживают, в магазинах пустые полки, даже бывшие учителя, ярые поборники советской морали, ездят в Китай за товаром, переквалифицировавшись в челноков. Зато у неё дома и холодильник полон, и в нижнем ящике комода лежат приличные пачки денег.