Доверившись Дару, Савва прикасался к другим людям, к предметам и получал целую гамму чувств при этом. Одни люди нравились Дару, другие – нет. Некоторые внушали ему опасение, хотя и выглядели очень милыми. Савва улавливал тревожные сигналы и старался держаться от таких людей подальше, потому что Дар никогда не ошибался, как не ошибаются легкие, вдыхающие ядовитый газ.
С Грином все было иначе.
Грин не понравился Савве. Савве было десять, а Грину – тринадцать. Он был настроен воинственно. Ему показалось, что Савва много умничает, и за это он разбил ему нос и очки. Но, видя как Савва подслеповато щуря глаза, пытается вставить дрожащей рукой стекло в оправу, сел рядом, виновато шмыгнул носом, протянул Савве грязный платок:
– На… вытри кровь-то.
Он не любил бить слабых.
Они помирились и пожали друг другу руки. И за это рукопожатие Дар отблагодарил Савву чистым ровным сиянием, которое еще долго теплилось где-то внутри, даже когда они разошлись по домам.
Некоторые люди, шумные, яркие, необычные, по мнению Саввы, непременно должны были вызвать реакцию Дара. Савва прикасался к ним украдкой, прислушивался к себе, но Дар оставался равнодушным, даже скучал. И Савва стал относиться к нему как к разумному существу, обладающему своеобразным характером, непредсказуемым, капризным и немного обидчивым. Даже чувство юмора у него имелось. Как-то на перемене на Савву толкнули огромную старшеклассницу по прозвищу «Бульдозер», и она обрушилась на него всем своим весом. Савве показалось, что он попал под каток, и он едва очухался, а Дар послал нежные, «любовные» сигналы, мол, я в восторге! Савва понял тогда, что Дар пошутил. «Он еще и шутит!» – поморщился Савва, потирая ушибленное колено. Ему тогда уже было лет пятнадцать, и отношения между ними стали портиться.
Как всякий подросток, Савва считал, что теперь сам отлично разбирается в людях, не нуждается в предостережениях и воспринимал Дар с его советами не как подарок, а как досадное неудобство.
Дар вел себя по-хозяйски, «минусовал» людей, которых Савва считал вполне приличными, реагировал внезапно, когда ему заблагорассудится, не считаясь с правилами поведения в подростковой среде, «сигналил» посреди ответа у школьной доски, во время важного разговора, да и неважного тоже, и часто ставил своего хозяина в неловкое положение. Улавливая сигналы, Савва терял мысль, замолкал на полуслове и выглядел как придурок, поэтому за ним закрепилась репутация парня «с приветом». А ему очень хотелось быть как все. Считаться «особенным» среди подростков – очень сомнительное удовольствие.
С экрана телевизора, с газетных листов, со всевозможных сайтов смотрели провидцы, тоже обладатели даров: бледные, патлатые мужики с сумасшедшими глазами, дородные тетки с родинками по лицу перебирали карточные колоды толстыми пальцами с глянцевыми, черными ногтями: «Привороты, обереги, снятие порчи…» Савва брезгливо передергивал плечами: выставить свой Дар напоказ – все равно что раздеться прилюдно. Даже хуже. А уж брать за это деньги! Савва пришел к выводу, что в этих людях нет ничего особенного, что они просто морочат всем голову, и ему не хотелось иметь с ними ничего общего. Он никому не рассказывал про Дар, кроме самых близких. Он не хотел, чтобы его считали чокнутым и бегали к нему узнавать будущее. Да Дар ничего такого и не умел. Он просто подавал сигналы, которые можно было истолковать как угодно. Наверное, это был очень молоденький, совсем неопытный дар. И Подарком судьбы его можно было назвать с большой натяжкой. Не подарок, а так… небольшой сувенир.