– Налейте еще чаю. Пожалуйста.

– Конечно, – Зобин встал, вышел из комнаты и через какое-то время вернулся с заварочным чайником.

Маккинли машинально налил себе чашку, отхлебнул и страдальчески сжал губы.

– Кипяток! – только и успел воскликнуть Зобин, – Горячо! Я же только что его заварил!

Маккинли, не обращая внимания на ожог, осторожно поинтересовался:

– А Вы в курсе, что квантовая теория началась с того, что Бор попытался разрешить парадокс движения электронов в планетарной модели атома Фарадея?

– Конечно, – Зобин был невозмутим, – только, началась она не с Бора, а с Планка.

– Если бы не Бор, она на Планке бы и закончилась… Так Вы утверждаете…

– Я утверждаю, что максвелловская электродинамика, как и положено, работает в микромире. Электронная оболочка, здесь Бор был прав, говоря об оболочке… если начать объяснять ее строение, мы вернемся к разговору о баранках, о которых договорились пообщаться в другой раз. Так вот, электронная оболочка создает внутри себя уплотнение магнитного поля. Ядро, принимая во внимание строение, описанное выше, силовым магнитным взаимодействием, направленным по касательной к ней, сообщает электронной оболочке угловое ускорение, компенсируемое в конечном счете электромагнитным излучением до нуля, поэтому скорость ее вращения, в неизменяемых условиях, постоянна. Электронная оболочка, «разгоняемая» ядром, вращается, излучает электромагнитные волны, не теряет энергию, не останавливается и не схлопывается ядром, потому что КПД этой системы равен единице. А электромагнитные волны, излучаемые электронной оболочкой атома в результате вращения, являются причиной межатомных, химических и магнитных связей. Но об этом, если захотите, я подробнее расскажу как-нибудь позже…

– То есть, Вы полагаете, что ответ на вопрос о природе движения электронов в планетарной модели атома Фарадея кроется в строении ядра? Что они в свое время «не дожали тему», уделив ядру слишком мало внимания? Что каждый атом – это маленький вечный двигатель?

– Да. Всех тогда больше интересовали электроны, а не ядро. Все почему-то решили, что они и есть источник собственного движения, вращаются самостоятельно.

– Вам удалось невозможное. Вы вынесли мне мозг, – Маккинли выглядел так, словно увидел приведение, – а как же постулаты Бора? Квантовая теория?!

– Извините, – Зобин смущенно улыбнулся, – я считаю, что чем меньше в теории постулатов, тем ближе она к истине…

Маккинли долго молчал. Отхлебывал подостывший чай. Снова и снова перелистывая тетрадь.

– Я понял принцип, и он, как бы это сказать, – Эндрю долго не мог подобрать слова, – крайне красив, тем не менее…

– У нас был авиаконструктор, который считал, что если самолет красив, он обязательно полетит.

Теперь к окну подошел американец. Воздуха не хватало. Зобин протянул ему сигарету.

– Спасибо, я не курю.

Зобин закурил сам – не класть же ее обратно – и встал рядом. За ледяной коркой на стекле расплывалась далекими огнями морозная темнота.

– Вы много курите… Теперь я понимаю, почему Вам отказывают, и почему Вы не хотите бороться. Во все это не верится, даже при полном понимании процесса, – вздохнул Эндрю и снова замолчал.

Так они и стояли у окна. Молча. Михаил Дмитриевич курил. Маккинли пытался разглядеть что-то там, в искаженном ледяном мире за стеклом. Минуту или две. Может быть десять…

– Вернемся к моему предложению, – наконец взбодрил себя американец, – Вы утверждаете, что есть тема, которая привлекает Вас больше рыбалки?

– Есть, – Зобин больше не улыбался.

– Не могу не спросить, и больше чем это? – он кивнул в сторону, лежавшей на столе тетради.