Ветер на вершине холма дарит радость и прохладу, я наслаждаюсь видом залива и солнцем и расслабляюсь настолько, что почти забываю о том, что всего в нескольких футах у нас за спиной стоит Алекс. С тех пор как мы поднялись на холм, он не сказал ни слова.

Поэтому я чуть из себя не выпрыгиваю, когда он подходит и говорит мне на ухо слово, одно-единственное:

– Серый.

– Что?

Я резко поворачиваюсь вокруг оси, сердце громко колотится у меня в груди. Хана снова смотрит на океан и начинает рассуждать о том, как было бы хорошо, если бы у нее был с собой фотоаппарат, о том, что когда это нужно, так его никогда нет. Алекс наклоняется ко мне – наклоняется так близко, что я вижу каждую его ресницу, как четкие мазки на холсте, – и теперь глаза в буквальном смысле светятся, горят, как огонь.

– Что ты сказал? – каркающим шепотом переспрашиваю я.

Алекс склоняется ближе еще на дюйм, и огонь из его глаз перекидывается на все мое тело. Никогда в жизни я не была в такой близости от парня. Я одновременно готова упасть в обморок и пуститься наутек. Но я не могу сдвинуться с места.

– Я сказал, что люблю, когда океан серый. Или не серый, а такой бледный, почти бесцветный; когда на него смотришь, веришь, что вот-вот случится что-то хорошее.

Он помнит. Он был там. Земля уходит у меня из-под ног, в точности как во сне о моей маме. Я не вижу ничего, только глаза Алекса и то, как в них играют свет и тени.

– Ты соврал, – умудряюсь прохрипеть я. – Почему ты соврал?

Алекс не отвечает. Он отклоняется немного назад и говорит:

– Конечно, еще лучше океан на закате. Где-то около половины девятого небо горит как в огне, особенно в Глухой бухте. Тебе стоит на это посмотреть.

Он говорит это тихо и как бы между прочим, но я чувствую, что он пытается сказать мне что-то важное.

– Сегодня вечером закат наверняка будет удивительным.

В голове у меня начинают крутиться шестеренки, мозг обрабатывает полученную информацию, особенно те детали, на которые Алекс делал ударение. А потом вдруг – раз! – и все стало ясно и понятно. Он говорит о том, что мы можем встретиться.

– Ты приглашаешь меня… – начинаю я, но тут подбегает Хана и хватает меня за руку.

– Боже, – говорит она со смехом, – уже шестой час, ты можешь в это поверить?

И, не дожидаясь ответа, она утаскивает меня с холма. К тому времени, когда я решаюсь оглянуться, чтобы проверить, смотрит ли нам вслед Алекс или, может, подает мне какие-то знаки, он уже исчезает из виду.

Мама, мама, помоги мне,

Я совсем одна в лесу,

Я столкнулась с оборотнем, мерзким полукровкой,

Он показал мне свои зубы

И сразу разорвал мне живот.

Мама, мама, помоги мне,

Я совсем одна в лесу,

Меня остановил вампир, старая развалина,

Он показал мне свои зубы

И сразу вцепился мне в горло.

Мама, мама, уложи меня спать,

Мне не добраться домой, я почти умерла.

Я встретила заразного и попалась на его удочку,

Он мне улыбнулся

И сразу забрал мое сердце.

Малышка идет домой. Из сборника «Детские стихи и народные сказки», составленного Кори Левинсоном

Вечером я никак не могу сосредоточиться. Перед ужином наливаю в стакан Грейси вместо апельсинового сока вино, а в дядин бокал – сок. Пока тру на терке сыр, так часто обдираю костяшки пальцев, что тетя не выдерживает и отсылает меня из кухни, заявив при этом, что ей не нужна тертая кожа к равиоли. Я ничего не могу с собой поделать и все время вспоминаю о том, что сказал мне Алекс, вспоминаю вспыхивающий в его глазах свет, странное выражение его лица в момент, когда он приглашал меня.

«Где-то около половины девятого небо горит как в огне, особенно в Глухой бухте. Тебе стоит на это посмотреть…»