В тот момент, Флавиан не понимал, что задает слишком много вопросов, на которые не захочет узнать ответов, потому что они страшны и ужасны. Однако, в его голове прояснилось то, почему дядя Клепий так давно не заезжал к ним в Утворт. Неужели, по велению своего ордена, он отправился на Морской Восток?

– Я не знаю, сынок, – мать пастуха в тот момент либо нагло врала, либо мальчик так ничего и не рассказал ей. – Этот мальчик хотел поговорить с тобой и передать тебе какую-то вещицу.

Флавиан за свою жизнь ни разу не видел мертвых или тяжело больных людей, но судя по состоянию этого юного путешественника, жить ему оставалось не долго. Кровь сочилась через наложенную повязку, а те места раненой руки, что не были прикрыты тряпьем, были черными и вены были вздутыми. Лоб утомленного путника был усеян крупицами пота, а грудь тяжело вздымалась и опускалась, словно холм, пришедший в движение.

– Флавиан, посторожи мальчика и побудь рядом, – матушка дала наставления. – Если он очнется без меня, дай ему пожевать Зеленушку и напои его с ведра. Если повязка снова намокнет от крови, поменяй тряпье.

Флавиан оглядел свою комнату, не понимая, о чем говорит мама. Он был где-то там далеко-далеко, голова его гудела, словно после пинты выпитого пива. У него сложилось ощущение, что это все дурной сон, и он скоро очнется на одном из холмов, где паслась его отара.

– Сын, следи за ним, – повторила еще раз женщина. – Я дойду до травницы Лесии и возьму у нее отвар из глинника.

Флавиан смог только кивнуть головой, но как только он пришел вновь в себя и оглянулся, матери уже не было. Он уселся на кровать, сотворенную из топчанов, на котором располагалось ложе. Матрас, набитый сеном и обшитый овчиной. Его кровать. И сейчас на этом ложе лежал мальчик, без имени и без прошлого, тот, кого он не знал. Но где-то внутри пастуха проснулось чувство, которое предупреждало его об опасности.

Флавиан не знал, сколько он просидел с того момента как ушла мать, до пробуждения неназванного гостя. Мальчик едва раскрыл свои слипшиеся глаза, как увидел перед собой лицо юноши, о котором когда-то рассказывал ему Клепий.

– Ты как? – задал вопрос Флавиан.

Мальчик широко раскрыл свои глаза и обеими руками схватился за ладонь пастуха.

– Печати, – хриплым шепотом промолвил малец, обращаясь к Флавиану. – Печати…

«Он бредит», – подумал Флавиан и встав с кровати, побрел за Зеленушкой, которая была подвешена в другом углу дома.

– Не уходи, – в ответ послышался хриплый голос мальчика, раненый кашлял кровью.

– Я сейчас, – ответил на это пастух, и снял с веревки зеленушку. – На, пожуй ее. Они помогут снять боль.

Мальчик, с перекошенным от боли лицом, глянул на свое плечо и из его глаз начали сочиться слезы. Он принял от Флавиана высушенные листья Зеленушки и начал разжевывать их.

– Это уже не поможет мне.

«Ему очень плохо», – теперь Флавиану стало по-настоящему жалко этого юнца, который не прожил даже одной пятой отпущенной ему жизни.

«Боги, почему вы допустили это? Вам разве не жалко смотреть на этого мальчика? Не в ваших ли силах ему помочь?»

– Ты Флавиан, из рода Сетьюдов? – поинтересовался мальчик, хотя он и так прекрасно знал ответ.

Пот продолжал струиться по его лицу, смешиваясь с солеными слезами. Юноша жмурился от жуткой боли и часто поглядывал на свое плечо, но он все же с любопытством рассматривал своего собеседника.

– Да, – кивнул головой пастух. – Как тебя зовут? И откуда ты? Как ты здесь оказался? С моим дядей все в порядке?

Флавиан понимал, как много вопросов он может задать мальчику, но успеет ли он ответь хотя бы на их часть?