«Может быть ему просто не уютно у меня в покоях?»

Но комната была по своему великолепной, и до Аувина ей пользовались по назначению все магистры Рэвенфилда. Высокий потолок поддерживался арочными дугами, на которые были подвешены светильники со свечами. В центре помещения, у южной стены стояла шикарная кровать, с резным изголовьем и буковым изножьем. Балдахин свисал по всему периметру ложа, а напротив него стоял широкий письменный стол, за которым сидел гость сенешаля.

– Вы мне можете доверять, – подтвердил слова рыцаря Винарий. – Однако, ваши вести подойдут больше для чутких ушей герцога Ордерика, чем для моих.

Аувин еще раз осмотрел свой стол, на котором были разложены различные письменные источники, как новые, написанные рукой ровесников сенешаля, так и древние, сродни возрасту этого самого замка, а может быть эти книги, написанные на древнем речноземном наречии, были старше самого Рэвенфилда. И это была лишь малая часть, которая была в распоряжения рыцаря. Аувин был доволен тем, что собрал так много источников, которые привели его к великой цели, и он готов был поделиться своей радостью со своим гостем.

– Вот, – он указал пальцем на все те пыльные фолианты, ветхие книги, порванные и отреставрированные бумаги, записки с непонятными каракулями, свитками, повязанные красной нитью. – И это еще не все то, что удалось мне раскопать за последний десяток лет, сар Винарий.

Под руку Аувина попалась старая на вид книга, с ободранной обложкой серого цвета. Годы, десятки лет, а может быть и века хорошо потрепали этот многостраничный труд и брать в руки его можно было только с великой осторожностью.

– Воспоминания Анри да Вилля, ученика Лемье да Бурга, коей являлся сподвижником Девы Битвы, – произнес магистр, осторожно взяв в руки книгу и затем положив его на место.

Далее Аувин взял в руку что-то похожее на письмо, написанное на старом наречие Риверланда. Ветхое наречье Речноземье кануло в бытие и в результате симбиоза этого языка с имперским наречием возник современный диалект. В сегодняшнее время имперцы без труда понимают речноземцев, а те в свою очередь могут говорить на имперском языке. Отличается только произношение и интонация, а также малая толика некоторых слов.

– Это письмо сара Лонга к королю Вире да Буле, – это письмо выглядело так, будто его откопали из старинного камина, где оно пробыло под несколькими пудами золы. – Здесь сар Лонг, рыцарь его королевского величества говорит о том, что он знает где находится копье Девы Битвы и готов его показать.

Винарий внимательно слушал своего собеседника, возможно даже с интересом, но не понимал, зачем сенешаль рассказывает ему все это. Бывший член ордена стражей, теперь поселившийся в Рэвенфилде, знал о том, какие обеты дают рыцари Речноземья. И самый основной обет – поиск священной для речноземцев реликвии, копья Девы Битвы, почитавшейся в пределах этой провинции святой. Однако страж не ведал только лишь того, зачем ему вся эта информация?

– Большая часть всех этих источников, свидетельствовавших о копье Девы Битвы находятся в моем поместье, и мне потребовались годы кропотливого труда, чтобы собрать все эти кусочки воедино, – продолжил говорить Аувин. – Клянусь, перед Двенадцатью, сар Винарий, что это воистину титанический труд, но я скрупулёзно воссоздал этот паззл.

Страж понял, без всяких магических штук, по возбужденному состоянию сенешаля, что тот близок к нахождению копья.

– Я вас услышал, сар Аувин, – страж поерзал на стуле. – Но какое отношение это имеет ко мне?

Кажется, этот вопрос оказался более деликатным, чем предполагал Винарий. Аувин ответил на сразу, видимо пытаясь подобрать нужные слова.