В ожидании чудес набрали целебной воды в мех и бочонок, набили травами кожаный мешок. Потом долго пробирались неприметной тропинкой.

Наконец, метис сообщил, что почти прибыли, лошадей тут оставим – «кто в первый раз, советую зажмуриться». Андрес отказался – «ребячество!» Я бы согласился, но «ребячество» царапало.

– Хотите, завяжем глаза? – предложила Герти, а я обрадовано и коварно воспользовался:

– Хочу. С удовольствием. Завяжите вашей косынкой. – Она послушалась, и мне на глаза легла мягкая душистая ткань.

– У вас апельсинные духи, – заметил я, предоставляя Андресу раскаиваться, завидовать и беситься.

– Это не духи, – хозяйственно объяснила Юджина. – Здесь у нас на границе лимоны и апельсины недавно стали перерабатывать. Сок, мармелад, эфирное масло. Еще ароматическую вытяжку освоили. Она и вместо духов и всюду добавляют, хоть умываться, хоть белье полоскать.

С тем Юджина и Герти подхватили меня под руки и повели, остерегая и разжигая любопытство: «Здесь корень, перешагните… здесь, как в сказке!..» Но что могло скрываться на лесной полянке? Капище? Райская птица в золотой клетке?

Послышалось восклицание Андреса: «Надо же! И впрямь чудеса». Мы вышли из густой тени. Сквозь повязку на веках загорелось солнце. Осторожные пальчики потянули ленту: «Сезам, отворись!»

Впечатление оказалось сильным и нереальным. Среди кустов и деревьев, окружающих круглую, как по циркулю выведенную поляну, не было ни одного зеленого. Но нет, это напоминало не осенние краски, а детскую фантазию о невероятном..

Больше всего было кленов с остро вырезанными, крупными пятипалыми листьями. Одни светились алым закатом, у других цвет кроны сгущался до ярко-вишневого и шоколадного или размывался до оттенка розового облака. Молодые дубки темнели иссиня-багровой листвой. А кусты были разные: и откровенно, беспримесно фиолетовые, и лиловые с кармином, и медные, и черные с синим.

– Что это? – спросил я, вспомнив, что на днях почти в тех же условиях задавал тот же вопрос.

– Смотря о чем вы, – рассудительно начал проводник. – Дубки и клены – это понятно. Но они недолго бывают такими. Летом на жаре загорят, станут зелено-коричневыми. Вот эти два деревца – яблони. А вот лещина. Орехи тоже будут красные. Вон те кусты, до черноты фиолетовые, – просто бузина. Если же спрашивать, откуда это, то никто не знает. Можно прикинуть, когда посажено. А кто это придумал, зачем и почему, неизвестно. Но красиво придумал. И еще кто-то должен был полянку поддерживать. Иначе дикий лес забивает.

Тут я заметил ухоженность алого круга. Трава – единственное зеленое пятно – бережно скошена.

– Правильно я понимаю, что вы эту поляну нашли и теперь о ней заботитесь?

– Да, присматриваю. Когда нашел, лес ее сильно потеснил, видно было, что постояла забытой. Но кто-то ухаживал, и недавно. Кто? Погиб, наверное, во время событий. Мне и захотелось продолжить. Думал, что это был за человек. Тут, похоже, и трава росла сиреневая. Совсем удивительно. Но такую траву восстановить не могу. Вон те розовые кусты – барбарис. Это уже я посадил.

– Где же вы их взяли?

– Ну как где? Выписал. Прислали. Из Ботанического сада, из дендрария университетского.

Что за фокусы на границе – метис-проводник в переписке с университетом?

Старый Медведь принес корзину с припасами. Сестры расстелили на траве темно-синюю скатерть, расставили знакомые красные миски. Мы с удовольствием выпили и принялись за еду. Хлеб, сыр, оливки. Странно, что проводнику не только не налили, но и не предложили. От здешних товарищеских чувств я как-то не ожидал такого пренебрежения к человеку подчиненному.