– Здоров как бык! Да любая доярка сочтет за честь… – ревел голос мужа в ответ на попреки жены.
Не задался и в очередной раз разговор. И пошли у них с того дня сердечные разногласия. Возникали обиженное молчание, если он был дома, рвущие человека изнутри раздумья и сомнения, если они были врозь. Помощь пришла от родителей как с ее стороны, так и с его. Семейный совет постановил и затолкал упирающегося бригадира в медицинское учреждение. Унижения натерпелся по самые уши, а тут еще диагноз, как кнутом через спину! Сужение какого-то там канала. При выбросе чего-то это «чего-то» гибнет или теряет свою жизнедеятельность. Подолгу теперь сидели он и она на лавочке. Он угрюмо молчал, много курил и плевал в сторону вышагивающей вокруг них вороны. Она много и горячо говорила. Отрывисто так, короткими предложениями и после каждого делала паузу. Ответа ждала и не дожидалась.
– Можно взять ребеночка.
Пауза.
– Ой, чую, не полюблю я чужого.
Пауза.
– Можно и без них прожить.
– Дел ваших там тьфу, и готово. Остальное, все самое главное, во мне формироваться будет. Мое – это твое. Может, это «тьфу» кто-то другой сделает?
Описать реакцию мужа на сказанное женой не представляется возможным.
Отношения промеж них стали сходить на ноль. Причина тому – гордость. Она отстаивала свою позицию появления ребенка. Он наотрез отказывался принять «чужого выродка». Не прошло и месяца, собрал он вещички и ушел.
Долго не открывались за окнами этой квартиры плотные шторы. И днем, бывало, часто горел ночник. Старушкам надоело косить глаза в сторону затемненных окон. Но время течет и все меняется. Шторы были раздвинуты, стекла помыты. Перемена цветов в вазе на подоконнике стала происходить каждые три дня. И в один из теплых июньских вечеров, она легко впорхнула в открытую дверцу дорогущего автомобиля. Единственное, что успели заметить соседи, это холеные мужские руки и белоснежные манжеты на руле управления машиной, якобы даже с бриллиантовыми запонками. Количество бриллиантов на них, в пересказах, увеличивалось пропорционально количеству дней отсутствия беглянки. Затем все это стало обрастать догадками, переходящими в какие-то ужасы. И вот прозвучало предложение сообщить в милицию. Но, слава богу, обошлось! Загорелая, по-новому подстриженная пропащая вернулась и весело угощала сидящих на лавочке мандаринами, сыпала в руки соседей фундук. Плетеная яркая шляпка и та ушла в качестве подарка малышке из соседнего подъезда. За суматохой и раздачей гостинцев бабули так и не успели задать свои животрепещущие вопросы.
День сменялся ночью. Ночь сменялась днем. Дни сплетались в недели, затем в месяцы. Отдых на юге пошел на пользу нашей красавице. Расцвела, вошла в тело. Любо-дорого посмотреть!
Разлились краски осени по двору. Затем постепенно пожухли и поржавели. То ли пальто не ее размера, то ли авитаминоз, только стала женская поступь тяжелее и медленнее. Тень с телефонной трубкой за окном часами металась по комнате. Или закутанная в платок женщина подолгу стояла у окна, наблюдая за гуляющей по двору птицей. Чувствуя к себе внимание, ворона присаживалась на балконные перила поближе к окну, но запах успокоительных капель из открытой форточки отбивал желание вести немой диалог. А вороне было что сказать распухшей от слез, располневшей женщине. И если бы она умела это делать, то рассказ ее был бы о небритом бригадире, время от времени появляющемся под ее окнами в ночное время.
Были случаи, когда в окне женский силуэт маячит, а под окном у стены огонек от сигареты бригадира. Исчезал огонек после того, как исчезала тень женщины в окне.