После чаепития Родион Алексеевич и Павел Третьяков вышли на балкон перекурить. Они стояли возле раскрытого окна и созерцали городской двор в лучах заходящего солнца. Павел Иванович закурил «Честерфилд» и угостил сигаретой Коновалова. Продолжая начатую за столом беседу, Павел Иванович сказал:

– Родион Алексеевич, у меня давно сложилось мнение, что женщин вы не ставите ни в грош. Иначе говоря, вы исповедуете мужской шовинизм.

– Вот и ты, Павло Иванович, попался на эту уловку. Для всякого рода демагогов слово шовинизм просто находка, ведь оно легко выворачивается наизнанку, и поэтому им всегда можно припечатать любого идеологического оппонента. Особенно в политике двойных стандартов, в том числе и в так называемом женском вопросе. В царское время люди были проще и называли вещи своими именами. Двойными стандартами начали грешить большевики. Они так зациклились на дурацкой идее «советского человека», что сознательно закрывали глаза на негативные явления в межнациональных отношениях. То есть племенное чванство и откровенный национализм в республиках и автономиях СССР именовались развитием национального самосознания и другими красивыми словами, а любые высказывания на тему русского национального самоопределения немедленно объявлялись великодержавным шовинизмом. Само слово «русский» оказалось чуть ли не под запретом. Во всех текстах это слово, как правило, обозначало нечто дореволюционное. Русский писатель, русская песня, русский бунт. Разделение было очень чётким, потому что встречались определения типа «Русский и советский писатель П. Бажов». То есть при советской власти он перестал быть русским вообще. Русский патриотизм был разрешён только в фольклорных ансамблях, но тут присутствовал один момент – певцы и плясуны были в дореволюционных нарядах.

Казалось, дальше некуда, но наши демократы развили эту тенденцию. Придя к власти, они убрали ненавистное слово из паспортов и советского человека назвали таким же безликим словом «россиянин». Затем принялись в лучших традициях советского агитпропа всем без разбору русским патриотам лепить ярлыки великодержавных шовинистов. Особенно тем, кто хотя бы раз высказался о засилье инородцев в русской общественной жизни. Доктор Геббельс был высокообразованным демагогом и теоретиком пропаганды, но даже он не додумался назвать борцов с немецкой оккупацией шовинистами.

– Родион Алексеевич, вы сделали чересчур большой заплыв, ведь разговор зашёл о бабах.

– О них и речь! В женском вопросе шовинизм такого же происхождения.

То есть любая критика женских прав, а также самих женщин считается проявлением мужского шовинизма. Но чтобы расставить всё по местам, признаюсь в грешке национального превосходства. Нет, я не оголтелый националист, но некоторая мера национального шовинизма во взглядах

присутствует. Во всяком случае, я никогда не признаю какого-нибудь

африканского людоеда своим ровней. И с этим ничего не поделать, потому что такие взгляды привиты в сознание с детства. Я не расист, но, думаю, что биологическое родство ещё не повод считать всех подряд своими братьями. То есть братство создаётся не принадлежностью к одному биологическому виду, а национально-культурным единством. А толерантность является

обычным лицемерием, поэтому за границу мне нечего и соваться. Конечно, шовинизм нехорошее явление, но в сто раз хуже поклоняться чужим богам и пресмыкаться перед чужой культурой.

Донские казаки никогда ни перед кем не пресмыкались и всегда

гордились своей самобытностью. За это их не любили, а многие просто ненавидели. А кое-кто ненавидит до сих пор. Последний раз я испытал это на себе всего два года назад. Я не знаю причин ненависти Якова Свердлова к донским казакам, скорее всего, что-то личное. Потому что устроенное им так называемое «расказачивание» обернулось настоящим геноцидом целого народа, и эту политику при всём желании чем-то иным разумно нельзя объяснить. Ведь можно было обойтись хорошо продуманным декретом.