– Едем, командир?

– Вообще я тут дружка ищу. Часом, не знаешь, Петруха Родионов давно здесь был?

– Петруха Родионов? А зачем он тебе?

– Вот, пожрать принес. – Молчанов показал бумажный пакет, в который заранее положил бутерброды и бутылку пива. – Мы с ним договорились, что я подойду около часу.

Отвернувшись от него, водитель покачал головой. Сказал, не глядя:

– Ну ты даешь, парень, ну ты в лист. Он пожрать принес… Около часу…

– А что тут такого? Он что, уехал, что ли?

– Уехал… Иди в милицию. Убили твоего Петруху.

Некоторое время Молчанов вглядывался в блеклые, ничего не выражающие глаза водителя. Судя по этим глазам, тот не шутил и не врал.

Помедлив, усмехнулся:

– То есть как убили? Когда?

– Сегодня утром. Его нашли убитым. Здесь, на этой стоянке. Вообще, малый, или садись, или канай. У меня работа.

– Не пыли, поеду я с тобой. – Открыв дверцу, Молчанов сел рядом с водителем. – Добрось до Севастопольской.

– До Севастопольской так до Севастопольской. – Егоров включил счетчик и дал газу. Повернув на Садовое кольцо, спросил: – Значит, он корешем тебе был?

– Был. Как хоть убили-то его?

Водитель долго молчал. Наконец сказал:

– Очень просто. Седок утром подошел, говорит: повезешь? А Родион лежит, на баранку навалился. Пулей его пришили. Прямо в сердце.

– Что, никто ничего не видел и не слышал?

– Какое видел, какое слышал… В таких случаях, парень, стреляют только с глушителем.

– В каких таких случаях?

– В таких. – Егоров покосился. – В простых.

Помедлив, Молчанов сказал:

– Слушай, хочешь, я эту жратву оставлю тебе?

– Мне?

– Ну да. Зачем добру пропадать? – Приоткрыл пакет. – Вот смотри, здесь два бутерброда домашних, с колбасой и с сыром. И пиво…

Мельком заглянув в пакет, водитель кивнул:

– Ладно, сгодится. Положи на заднее сиденье. – Подождал, пока Молчанов положит пакет. – Так ты что, дружил с Родионовым?

– Ну да. Я ж сам раньше крутил баранку, в четвертом парке. Там мы и скорешились. Тебя вроде, по табличке, Валерой зовут? Валер, слушай, так, между нами, за что его?

– За что… Откуда я знаю?

– Да знаешь ведь. Только говорить не хочешь. Скажи, я в долгу не останусь.

Водитель долго молчал. Наконец сказал:

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Ну ты даешь. Вот у тебя б дружка убили, ты бы хотел знать, за что его?

– Возможно, я бы хотел. Но одного хотения мало.

– Да я все понимаю, Валер, я ж не лох. Ну, ты приписан к «Шатру», ну, можешь ты сгореть, если мне что скажешь, ну ясно же все, ну кто ж этого не понимает, а? Но, Валер, я без балды хочу знать, за что Петруху. Мне же он был друг. Скажешь, я тебя водкой залью. А?

– Водкой… А если я не пью?

– Ладно, не хочешь водки – дам пару штук.

С минуту они ехали в полном молчании. Наконец Валера сказал:

– Что, ты серьезно насчет пары штук?

Молчанов достал бумажник. Не спеша раскрыл отделение, набитое банкнотами.

– Вот смотри, отстегиваю сразу. – Пошелестел сторублевками. – Он же мне друг был, пойми. За что его, я должен знать?

– Кокнули его за то, что не то он сделал, твой друг. Повез седоков, которых не надо было везти.

– Каких таких седоков?

– Откуда я знаю, каких седоков? Повез и повез. Таких. Вообще, я что-то твоих бабок не вижу.

– Так сейчас… – Отсчитав две тысячи рублей, протянул: – Держи, здесь две штуки. Еще две штуки дам, если скажешь, кто не велел Петрухе везти этих седоков…

– Кто не велел их везти… В «Шатре», парень, есть только один человек, который может не велеть кого-то везти.

– Так, подожди… Вроде я этого человека знаю… Бурун, что ли?

Водитель бросил беглый взгляд на Молчанова:

– Если знаешь, кто такой Бурун, о чем разговор? Что ты тогда вообще меня спрашиваешь?