в развитии общества, который М. Бубер назвал бы «эпохой бездомности» (Бубер, 1995, с. 167). Рефлексивные реалии подвергают «дом» дисперсии. По существу, пространство дома с его достаточно жесткими и стабильными качествами исчезает. Вот как А. Шюц в свое время трактовал дом: «Мы будем понимать под домом нулевую точку системы координат, которую мы приписываем миру, чтобы найти свое место в нем… Дом означает различные вещи для разных людей. Он означает, конечно, отцовский дом и родной язык, семью, друзей, любимый пейзаж и песни, что пела нам мать, определенным образом приготовленную пищу, привычные повседневные вещи, фольклор и личные привычки, – короче, особый способ жизни, составленный из маленьких и привычных элементов, дорогих нам» (Шюц, 2004, с. 550). Такой дом ныне практически исчез. Современный же дом формируется рефлексивным медиапространством – его качества становятся столь «текучими» (Бауман, 2004), что дают основание говорить об утверждении пространства бездомности.

Таким образом, любое серьезное изменение в направлении социальных и гуманитарных исследований, по словам С. А. Кравченко, на поверку оказывается осознанной учеными практической необходимостью, продиктованной усложняющейся динамикой современного общества рефлексивного модерна и связанными с нею изменениями: кризисами, коллизиями, травмами, разрывами и противоречиями практической жизни (Кравченко, 2012).

Положение о необходимости учета качественно нового пространственного аспекта человеческого существования следует понимать в контексте следующего. Во-первых, мы ни в коем случае не говорим об открытии понятия пространства в социальных науках, ибо сама эта тема является далеко не новой, особенно для социологии и философии. Речь идет о «переосмыслении» пространства. Во-вторых, акцент смещается с пространства самого по себе как предмета исследования – на рефлексивное, становящееся пространство.

По П. Штомпке, становление – результат современной усложняющейся динамики, придающей социуму характерную, невиданную ранее черту постоянной незавершенности развития, что проявляется в огромном разнообразии и разноликости форм социальной жизни (Sztompka, 1991). Рефлексивный социум и его становление, соответственно, потребовали нового типа социологического воображения и инновационного рефлексивного мышления (Штомпка, 2005). Современные реалии мы рассматриваем как проблему, несущую принципиально новые вызовы для управления и требующую, соответственно, новой исследовательской парадигмы. И наконец, проблема эта оказывается социально релевантной: существует тесная связь между интерпретациями рефлексивного, становящегося пространства и «текущего» общества (в качестве постоянно обновляемого контейнера, сети, потоков людей, капиталов, смыслов и т. д.). Здесь центральное значение приобретает методологическое прояснение вопроса «переосмысления» пространства в той его части, которую мы называем медиапространством.

Действительно, что касается проблемы пространственного, то, по мнению Дж. Урри, социология уделяла недостаточное внимание тому, что социальные практики оформлены пространственными паттернами, которые оказывают на эти практики серьезное содержательное воздействие (Urry, 1995, p. 54).

Идеи «переосмысления» пространства разрабатывались Э. Гидденсом, который дал методологическое обоснование такого направления, как временная география, изучающая пространственно-временные пересечения людей в процессе повседневной деятельности. По его мнению, социальная жизнь происходит в «постепенном утекании времени и незаметном исчезновении пространства» (Гидденс, 2005). Социальная организация неотделима от ее «исчезающих» пространственных границ.