3. Утверждается рефлексивная реальность в виде постоянно воспроизводящегося пространства потоков: тенденции в новой пространственной логике проявляются в материальной организации социальных практик в разделенном времени, работающих через потоки, под которыми понимаются «целенаправленные, повторяющиеся, программируемые последовательности обменов и взаимодействий между физически разъединенными позициями, которые занимают социальные акторы в экономических, политических и символических структурах общества». Пространство потоков можно описать как сочетание трех слоев материальной поддержки: первый слой состоит из цепи электронных импульсов (микроэлектроника, телекоммуникации, компьютерная обработка, системы вещания и скоростного транспорта); второй – из узлов и коммуникационных центров (узлы сети – места, где осуществляются стратегически важные функции; расположение в узле связывает местность со всей сетью; коммуникационные центры играют роль координаторов взаимодействия элементов, интегрированных в сети); третий – пространственная организация доминирующих менеджерских элит, осуществляющих управленческие функции.

4. Пространства мест и потоков существуют во вневременном времени, представляющим собой разновидность возникающего социального времени в сетевом обществе, создающего возможности для «избавления от контекстов своего существования», «порождения систематической пертурбации в порядке следования явлений, совершаемых в этом контексте». Вневременное время, в частности, выражается в функционировании финансовых сетей, развитии рефлексивного времени, кладущего конец разграничению рабочего, личного, семейного времени. Вневременное время – не единственная форма времени, но это время власти в сетевом обществе: «Социальное господство осуществляется посредством избирательного включения или исключения функций и людей из различных временных и пространственных рамок».

5. Утверждается массовая самокоммуникация – форма коммуникации, включающая интернет, «аватар-интеракцию» в трехмерном виртуальном пространстве, что выражается в развитии горизонтальных сетей интерактивной коммуникации, связывающих локальное и глобальное в выбранное время. Данная форма коммуникации является массовой, так как она охватывает потенциально глобальную аудиторию, вместе с тем она предполагает самостоятельный выбор, с кем, собственно, осуществлять общение. В результате образуется новая культура – «культура реальной виртуальности» (Castells, 2010, p. xxxi). В условиях принципиально новых пространственно-временных реалий утверждается и новый тип медиапространства.

В социологический дискурс понятие медиапространства было введено в 1990 г. в рамках обсуждения теорий глобализации А. Аппадураи в работе «Разъединение и различие в глобальной культур-экономике» (Appadurai, 1990), идеи которой были в дальнейшем развиты в вышедшей в 1996 г. книге «Современность в полный рост: Культурные измерения глобализации» (Appadurai, 1996). Глобализацию он рассматривает как детерриторизацию – утрату привязки социальных процессов к физическому пространству. В ходе глобализации формируется «глобальный культурный поток», который распадается на пять культурно-символических пространств-потоков: этнопространство (ethnoscape) образуется потоком туристов, иммигрантов, беженцев, гастарбайтеров; технопространство (technoscape) – потоком технологий; финанспространство (finanscape) – потоком капиталов; медиапространство (mediascape) – потоком образов; идеопространство (ideoscape) – потоком идеологем. Эти текучие, нестабильные пространства являются строительными блоками тех воображаемых миров, в которых люди взаимодействуют, и взаимодействие это носит характер символических обменов. Но все же изначальную формулировку этого понятия можно увидеть у П. Бурдьё, который ввел термин «поле журналистики» – место сил, внутри которого агенты занимают позиции, определяющие их взгляды на это поле и практики, направляемые либо на сохранение, либо на изменение структуры силовых отношений, его производящей (Бурдьё, 2002).