Работой покоряли бег часов.

Им смерть инертным ходом – отставала,

Как знать желала, что прилично было

Уметь спросить иллюзии на снах

Об этом мире без пути – под прах.

Но встал манерный ужас на картине,

Где ты проходишь нежностью и счётом,

Вокруг роятся образы подобий,

А свет пути – твоя картина фобий.

Любви без объяснения и срока,

За стародавней маской личного устоя,

Где был ты обращаем в плен у Бога

За этим светом прежней красоты.

В работе страхом пожинал печали,

Не светом мира отпирал за личный -

Предел отчаяния власти, как приличный

Мотив искусства в пользе для себя.

На гордый стан управы из изгоев -

Воспряло солнце мучеников ада

И слеп за словом путь его обычный,

А череп мира провожал награды.

Ходил сквозь лиры в сумерках приличия -

Твой стыд и вечный страх фортуны мира,

Не знал, что делать истиной отличия,

А где снимало солнце воздух лиры.

Одним ты подзываешь сон вещей,

Желая быть искусно на веку -

Таким же днём – проводником ему,

Что чёрный крест и маятник у ада.

Сличило время в созданной беде

Твои приметы в личном теле блага,

За этот свет, что говорить им надо

И обходишь фатальный ужас на уме.

Он – чёрный холст противной суеты,

Реальности от искушения над завтра,

Но череп всходит в пользе на себе

И отнимает шаг навстречу постоянства.

Ужасный путь проводника ему -

Скульптура вечной пропасти и бытия,

Он знает лик готического шага

На берегу остатков мысли – наяву.

Не хочешь жить, но говорить обратно -

Ты должен свету в этой темноте,

Что чёрный рупор личности из вне

Самостоятельного ужаса из завтра.

Не говори без смысла – одному

Потерянному чувству в истощении,

Оно любовью создано на нас,

Дорогой чести к личному ума.

Внутри не оставляет поле мира

Интеллигентный возраст на лице,

Им хочет управлять внутри кумира,

А солнце вечных грёз искать на бытие.

Проложит путь этнического времени

Твоя, не говорившая от смысла суть,

Бежать ли формой от её ума,

Или поладить роскошью в немой тоске?

Не говори сегодня, думая о чести,

Что хочешь слову от любви понять,

Где лёд затишья вольностью её -

Твой власти Господин внутри сомнения.

Однажды верит в счастье – одному,

Потерянному символу в прощании,

Из тесных стен и фарса одичания -

Посмотрит на фатальность у души.

Спектральный фон анабиоза черт

Её прекрасной формы у затишья -

Апофеоз искусства мира между грёз

Из вечности, что убеждаем вновь -

Прийти на этот звук фатальных черт,

Принять культуру Господина глаз,

Из форм катарсиса на дне его могилы

И вечной формы на вчера – понять.

Забыло ли фатальный склон ещё,

Спросило точный ход на бытие -

О нежной воле в глубине молчания

Искусства той души – в её войне.

Проказа к личной власти не видна,

Отрублена потоком светлых фраз

И в одночасье светится одна,

Что глыба злободневной формы – в нас.

Опустит шансы верной суеты,

Где день размером пошлости – уют

И трон всесильной робости под плут

Фатальных ветров мира – на Вселенной.

Не говори не оперившись над её

Фантомом чести в глыбах от игры,

Пуская счёт в надеждах роли мира

И откровения из часа близкой тьмы.

Сложили разницы на казусах вокруг -

Этнические формы глаз и мук,

Им отвечают к правде: долг и плут,

Что хочет говорить и слышать тут

Свою обиду из одной души,

Ей светится античный формы глаз,

Нетленной робой неприкаянной тиши,

Над утопичным пояснением ей – роли.

Логично будет говорить её

На форме злободневной чести – нам,

Лишь светом опирается и ждёт -

Этнический фигуры склад причин.

Не ждал источник малого ума,

Что будет ролью большего простора -

Та власть над разночтением раздора,

К чему приводит счастье из нутра.

Спокойно светит частью на себе -

То солнечное утро в квантах мира,

Им жив от различения понять -