С утра ему захотелось рассказать мне проснувшийся в памяти биографический факт, и я притворился слушать… Мы решили «загулять» это дело, в четыре ноги разминая ракушку крупного помола.
Теперь все аллейки и даже тропинки озвучивали любое перемещение «пенсообразного» существа. Шахматист уже начал подтаскивать первые фразы и выбирать стиль, как тут я заметил летящую на «бреющем полёте» Светлану Андреевну.
Она шла лоб в лоб, и мы посторонились, чтоб не дай бог… как две аэродромные вороны, не попасть ей в работающие двигатели. Поравнявшись, она включила «реверс» и произнесла:
– Бушманский, можно тебя на минуточку?
– Конечно, можно… – сказал я, и мы отошли от повисшего в самом себе шахматиста.
– Пётр! Не мог бы ты проводить меня в подвал? – спросила она по секрету.
– Мог бы… Просто проводить или с намёком?
– Посмотрим! Я там уже была, но одной – не в кайф!
– Интересно?
– А то? Хоть покурим спокойно…
– Я не курю! И никогда не курил! – произнёс я в заявительной форме.
– Гестапо любит таких девственников, как ты, Бушманский. Уговорит тебя предать Родину – и ты закуришь! Кольцами! Не дрейфь – это я для красного словца!
– Понятно… Эх, Светлана Андреевна, если бы ты знала, как я мечтал когда-то научиться курить кольцами!
– Сама недавно научилась, у внучки, – сказала она, и мы подошли к десятиступенчатому спуску в учебную «аудиторию».
Большой жизненный опыт подсказывал, что подобные помещения живут под гнётом заточённого в них барахла, которому отсрочили приговор к исполнению и позабыли. Каким-то образом это напоминало человеческое существование.
– Здесь и свет есть, только осторожней… Справа, сразу за дверью включатель, – подсказывала Бушманскому Светлана Андреевна.
И действительно, включатель и электрический свет обнаружились одновременно.
– Вот так! – обрадовался я успеху – теперь знаю, где находится выключатель.
– Где?
– Потом покажу…
– Как ты думаешь, нас никто не видел?
– Видел – не видел, давай кури уже!
– А ты не будешь? – удивилась Светлана Андреевна.
– Я решил стать пассивным курильщиком.
– Пётр, а за компанию? – сказала она и предложила сигарету.
– Я за компанию уже стою головой в паутине. Светлана Андреевна, поджигайтесь уже!
Дым пошёл из женщины красивый, а какой ещё может выходить дым из женщины? Несколько лучей, берущих своё начало на солнце, с интересом проникли в подвал через узкое застеклённое окошко и удостоверились, что вместе с дымом летает облако поблёскивающей пыли. Всё вместе вызвало у меня кашель, а курильщица продолжала набирать в себя порции и, манипулируя губами, запускать сиреневые бублики.
– Так, хватит, я уже накурился. Пойду послушаю шахматиста, – сказал я.
– Всё, ты не заводной какой-то! – упрекнула меня женщина-ингалятор.
– Не пойму, чего ты так шифруешься? Взрослая ведь тётка.
– Тётка? – переспросила она.
– О, бог ты мой! Девушка! Конечно же, девушка! – вывернулся я.
– Бушманский, ты чуть не ошибся во мне!
Мы вышли на свет божий, и кислород божий сразу же переметнулся к нам поближе.
– Куда это все подевались? – вооружившись очками, спросила Светлана Андреевна. А достался этот вопрос природе, которая смогла меня тут же припрятать за стволом коренастой липы.
– Бушманский, ты где? – покрутила своим очкастым «радаром» разрушительница здоровья и объявила миру, что я трус и сволочь. – Бушманский, хватит, выходи!
В ответ я перестал дышать, и тут же эту функцию взяло на себя дерево. Получилось вполне органично и показательно с точки зрения единства мира и его взаимообусловленности. Надо было только мембрану листа приклеить на рот.
Один из пролетавших мимо воробьёв невольно подтвердил это предположение.