– Нет, ему надо сделать особое «пирке», что бы больше не мог ничем таким заразиться, – предложила Зоя Никитична.

– Какое ещё пирке? Вы что? – испугался незнакомого слова полководец.

В это время на самокатике подрулил художник, упивающийся своей способностью унижать пространство и время:

– Жорес Иванович, вас там ждут!

– Где там?

– На унитазе! Там без вас не получится. Ваша жопа нужна, пардон!

– Для чего? Хотя, естественно…

– Он вроде метрику должен с неё снять, чтобы потом её узнавать и включаться для работы!

– Серьёзно? Это что значит, другая жопа у него уже не проканает?

– В том-то и дело!

Женщины хлопнули в ладоши и весело прослезились…

– Это хорошо! Хоть какие-то политические привилегии, а то, понимаешь ли… Ладно, пошли к унитазу! Слушай, кто лучше – Ленин или Черненко?

– Конечно, Черненко. Его жалко, он ничего не натворил, а его всё равно дверью придавили. На удалении, за спиной…

Женщины вновь хлопнули в ладоши, и трое перекрестились.

Жопа для настройки требовалась голая, так что Жорес Иванович с сантехником остались наедине как существа однополые и заинтересованные в результате. Унитаз, в смысле произведения искусства, с одной стороны, оторвался далеко от привычных упражнений и мировоззрения рядового посетителя, с другой стороны, теперь, как собака, готов узнавать своего хозяина вплоть до того, что и лизать ему… В общем, лизать не лизать, а музыка какая хочешь, и подмыв, и орошение, и сушка с ионизацией, и ароматизация с хер знает чем…

Для того чтобы во всём этом разобраться, понадобился человек другого пола, но со знаниями в электронике. Это была Вера – новая сотрудница, которая в конечном итоге и запрограммировала голую генеральскую жопу, а также его голосовой пароль. Теперь при слове «Жорик», произнесённом полководцем, унитаз, образно говоря, вставал на задние лапы и крутил хвостом в готовности исполнять все мыслимые и немыслимые прихоти и даже исследовать химический состав всего биологического «наследия».

Дальнейшая демонстрация современного института ассенизации вылилась в очередное политическое потрясение и общественную зависть с подоплёкой. Дискуссия неожиданно переползла через полдень и полдник, никому не дала поспать и протрезветь от впечатления. Интересно то, что теперь уже не от самого предмета, поражающего воображение, а от того смысла, которое встроено в отношение к человеку. Того уровня отношения, даже к таким, казалось бы, необязательным для внимания вещам, как «нужда». А ведь это не что-нибудь, а то самое, что может сделать всех беззащитными и нелепыми, с возрастом даже беспомощными.

И тут новоиспечённый христианин Жорес Иванович вспомнил о себе как о христианине. Может быть даже, ему об этом подсказали? Не исключено, поскольку возможностей у него прибавилось, в том числе и иррациональных.

– Люди! – сказал он и, видимо, почувствовав слова не своей роли, добавил: – Извините! Предлагаю присвоить моему унитазу высокое звание «наш» и считать его и «М» -, и «Ж» – назначения, включая сюда и уважаемую администрацию.

Хлопали в ладоши и «М», и «Ж», и уважаемые представители уважаемой администрации. Воздержались трое из вредности или нежелания запрограммировать для этого свои задницы. Распалившись, Жорес Иванович стал усиленно предлагать и насчёт переспать у него на кровати, но Зоя Никитична сказала, что это уже слишком.

Женщины, глядя друг на друга, согласились – этого требовал негласный кодекс общеполовой кооперации, – но вместе с тем оставляли за собой бронь на чувство собственного любопытства.

И тут неожиданно всех потряс Самолапов. Он сказал: