– А-а-а-а! – вцепился в свои редкие кудри Нельдор и бросился к распростертому телу супруги. – Азалена! Что стоите? Лекаря зовите!

Слуги заметались в панике. Нельдор всё орал, судорожно прижав к себе окровавленное тело жены. Прибежавший старый лекарь спросонья ничего не соображал. Что-то растерянно лопотал, перешагивая через лужи крови, пока хозяин не схватил его за шиворот. Приказывал спасти его дорогую Азалену, бросался на прислужников, но скоро понял – его жены больше нет. Никто бы не выжил с такими ранами, а ее тело словно стальные когти изодрали.

– Оборотень! – опомнившись, завизжала прислужница и закрутилась на месте. – Он затаился где-то в замке, раз напал на госпожу в приёмной!

– Дети! – воскликнул Нельдор, обливаясь слезами. – Где дети?

Растолкав людей, он бросился к лестнице, но остановился. Ошеломленные, застывшие в ужасе Джийллиэн и Лейлини стояли на ступеньках и глядели на укрытое простыней тело матери.

– Что с нашей мамой?

– Вашу маму… вашу маму… загрыз оборотень!

Лейлини помотала лохматой головой и забилась в истерике. Нельдор не мог с ней справиться, стараясь не подпустить к покойной. Джийллиэн же столбом стоял на лестнице и не сводил глаз с бордовых пятен, проступивших на белой простыне. Так и простоял до рассвета, пока прислужники суетились и готовили тело к погребению.

Три последующих дня он не отходил от матери. Топтался рядом с каменным постаментом и разглядывал её серое платье, заплетенные в косы паутинно-тонкие волосы и заострившиеся черты. Зареванные прислужницы, облачая госпожу, постарались скрыть её раны, но одну глубокую царапину на шее спрятать не смогли.

Проститься с покойной приехали только любознательные соседи, что в последнее время наведывались в замок посплетничать. С опозданием прибыл и узнавший о случившемся Дин Алесс. Сам был растерян, но пробовал утешить детей. Лейлини расплакалась и отвернулась от него, уткнувшись брату в живот.

Стражники снесли каменную плиту с телом в склеп. Когда опустили её в гробницу и сдвинули тяжелую крышку, причитавшие соседи начали уговаривать Нельдора смириться.

– Подумай о детях, чёрт тебя дери, – сердито хлопнув его по спине, велел старый знакомый. – Ты им сейчас как никогда нужен.

Нельдор никого не слышал. Все давно разошлись, а он остался возле гробницы, поглаживая каменную плиту и утирая слезы.

– Оставьте меня одного! – закричал он, когда дети попытались его увести, и повернулся к кухарке: – Заберите их отсюда! Выйдите все вон!

После погребения матери Джийллиэн и Лейлини не видели отца целых десять дней. Он не выходил из склепа и прогонял обеспокоенных прислужниц, носивших ему подносы с едой. Когда же Нельдор вошел в замок, дети его поначалу не узнали. Он так изменился за эту неделю глубокого траура! Лицо покрывала черная щетина, всегда как надутые щеки ввалились, а в глазах-буравчиках застыло незнакомое выражение.

– Наконец пришел в себя, – вздохнула прислужница.

Но она и дети ошиблись. Нельдор поднялся в замок для того, чтобы выудить из старых запасов бочонок с вином. Зажав его подмышкой, он обвел пустым взглядом залу. Даже не глянув в сторону сына и дочери, молча вернулся в склеп.

– Бедные, бедные, – запричитала кухарка, прижав к себе Джийллиэна. – При живом отце вы остались сиротами.

Они вырвались из объятий Идингора на рассвете, когда девы восполняли истраченные за ночь силы. Из города уходить пришлось пешком, так как и смирные лошади, и капризные единороги не выносили Виализоний. Дарнет ещё не совсем оправился, и первые дни был очень слаб. Алеврелийя тащила его на себе, когда непослушные ноги начинали заплетаться, и он намеревался потерять сознание. Оно и понятно: Вильтавирра пересчитала все кости, а нынешняя спутница пустила ему кровь, едва не отняв остатки жизни.