Он держал в руках свиток, вчитывался в слова. И то, что читал, ему явно не нравилось. Кряхтел, прикусывал губы, крутился на месте. Перебирал ногами, как на горячих углях.
Фэр был маленького роста, брюхатый, будто беременная женщина. Полукруглое лицо и полукруглый нос. Часто моргал. На плечах темная короткая накидка, топорщилась на животе. Короткие штаны, кожаные спереди. Широкий ремень свиной кожи с тяжелой фасонной пряжкой. И кургузая кожаная обувь на толстенной подошве с высокими каблуками.
Помещение фэрии просторное, квадратное. Голые каменные стены и каменный пол. В центре большой стол из темного дерева, полукруглый, с резными элементами. Вокруг изогнутые деревянные скамьи с высокими спинками. В стенах полукруглые узкие оконные проемы. Вдоль стен несколько причудливых напольных глиняных ваз. По углам на полу – шкуры зверей.
Перед фэром за полукругом стола сидели четверо деби в накидках разных цветов. Внимательно следили за каждым движением Быхома и податливо кивали, когда их глаза натыкались на взгляд фэра.
– Дрянь, новости дрянь, сплошное дерьмо, – тряс свитком Быхом. – Ищейки доносят, что Бартакул на рубеже схватил четырех терров и упустил, крысятник бесхвостый. Сбежали терры. Теперь он носом землю роет. Шарит в округе. И ничего не сообщает мне, рассчитывает, наверное, что быстро настигнет.
Подфэр Чобик, в полунакидке болотного цвета, крайний справа за столом, удивленно задергал бровями. Не сдержался и посыпал словами, как горохом:
– Это Бартакул-то прохлопал? Да от этого пройдохи даже мышь не ускользнет. Никому никогда не удавалось улизнуть. Если Бартакул вцепился, то намертво. Хватка известная. Может, ищейки придумали все? Многие завидуют удачливому отряднику. Его сам Фарандус отметил. Быть не может, чтобы Бартакул проморгал терров!
Фэр Быхом пропустил мимо ушей словесный всплеск Чобика, недовольно продолжил:
– Еще ищейки доносят, что по всему рубежу непонятную возню устроили мыши и вольные крысы. Твари научились с наскока разгадывать наши ловушки. Перестали клевать на приманки. Количество крыс-каннибалов в бункерах уменьшается. Ловчие набили мозоли на ногах, гоняясь за грызунами, но поправить положение не удается. Мое терпение лопается. У нас под носом крысиный лес, где варит варево непокорная воительница. Она обучает крыс и противодействует пополнению наших бункеров. Пора бы давно изловить ее. Но ловчие не справляются с крысами, сами попадают в крысьи западни. Мало кто унес ноги. И теперь обходят этот лес стороной. Я в бешенстве. Посему хочу отправить отряд воинов с ловушками и с голодными крысами-каннибалами. Пусть перевернут лес, поставят все вверх ногами, наполнят ловушки вольными крысами. А свирепые каннибалы зальют землю кровью вольного отродья. Лес пожечь и не жалеть огня. Пора наконец прикончить желтую дрянь, вытащить дохлятину из Слепой низины и бросить всем на обозрение. Дебиземцы своими глазами должны увидеть эту падаль. Я уверен, у Бартакула не обошлось без ее вмешательства. Она у меня уже в печенке сидит, – он нервно хлопнул по животу. – Достала, мерзавка! – Его ноздри расширились и задрожали. – Выловленных вольных крыс отправим в бункеры и сделаем из них каннибалов. Дебиземии нужны крысы-каннибалы, чтобы каждый деби чувствовал их дыхание в затылок и дрожал от страха.
– Но крысий лес вне наших рубежей, – как бы невзначай напомнил Чобик, шевеля бровями и двигая руками по пыльной столешнице.
– И что с того? – свирепо отреагировал Быхом на замечание подфэра. Грубым тоном дал понять, что тот должен подчиняться, а не обсуждать. – Наши рубежи для врагов, а для нас рубежей нет нигде. Крысы это не деби, чтобы считаться с ними. И потом, крысы никаких рубежей не придерживаются, лезут сквозь любые дыры и щели. Эти мерзавки хороши, когда становятся управляемыми каннибалами. Но дай каннибалам волю, сожрут нас.