– Ау, Ваше преподобие! – Я заглядываю в грязное оконце. Да нет, это всего лишь сарай.
– Вы ищете преподобного Харта?
Оглядываюсь; женщина в соседнем дворе развешивает белье.
– Да-да, его.
– Тогда вам надо вон туда, – она показывает в сторону церковного двора.
– Конечно-конечно. Спасибо.
Я иду обратно через ряды могил и – ага! – замечаю мужчину на тропинке. Взглядываю на часы: я еще не опоздал, очень хорошо, а не то – вдруг человеку духовного звания пришлось бы меня ждать! – корчиться мне тогда на адской сковороде лишний часок.
Мы подаем друг другу руки. Я ожидал встретить в этой глуши согбенного старика, но он выглядит как мой ровесник и как две капли воды похож на британского актера Тимоти Сполла.
– Итак, вы ищете Мальчика-дикаря, – говорит он.
Он листает кладбищенский гроссбух, разместив его на кафедре. В нефе неосвященной церкви холодно и темно; немного света проникает лишь через узорчатые окна.
– Сейчас посмотрим, 1785-й, 85-й… – палец преподобного скользит по строчкам. – Ага, вот и он. «Питер, по прозванию Мальчик-дикарь. Похоронен 27 февраля 1785 года. Хм-м…»
– Что-то не так?
– Пять дней спустя после смерти. А хоронят обычно в течение двух дней…
– Странно.
– Парень необычный, с какой стороны ни взгляни. А плита его памяти у вас за спиной.
Он указывает на южную стену нефа, самую старую часть церкви, стенам которой уже тысяча лет. Медная табличка, привинченная к камню двести лет назад, едва различима в темноте:
Памяти ПИТЕРА, известного по прозванию Мальчик-дикарь, который был найден диким в лесу Хертсвольд около Ганновера в 1725 году; тогда ему было примерно двенадцать лет. В следующем году он был привезен в Англию по приказу королевы Каролины и препоручен искуснейшим мастерам. Когда же была подтверждена его неспособность говорить и обучаться, Ее Величество обеспечила ему достойное проживание на ферме в этом приходе, где он и дожил до конца своих невинных дней. Скончался 22 февраля 1785 года, в возрасте приблизительно семидесяти двух лет.
Я смотрю на пол под табличкой.
– Похоронен он именно здесь? – киваю я на плиты пола.
– Вы разве еще не видели могилу?
– Нет. Не трудно будет ее найти?
Преподобный Харт приглашает меня идти за ним и указывает на тяжелую боковую дверь, через которую прихожане выходят, покидая службу:
– Вот сюда.
Дорожка, ведущая в церковь, за долгие годы настолько глубоко врезалась в землю, что посетитель шел как в траншее. Так что мой взгляд сразу упирается в покрытый мхом старый камень за разросшимся кустарником.
Питер
Мальчик-дикарь
1785
Я долго-долго пялюсь на эти слова. Наконец-то я его нашел.
– Через час библиотека закрывается. Принимаем последние читательские требования.
В животе у меня урчит. Ничего не ел, кроме купленного несколько часов назад на станции шоколадного батончика. Но надо сосредоточиться: скоро закрытие. М-да, зал редких изданий Британской библиотеки – не самое уютное место: нет ни ручек, ни сумок для переноски книг, ни воды, нет ничего: только вы и книги. Озираюсь вокруг: ряды и ряды полированных столов и ламп, за которыми ученые мужи внимательно изучают бесценные тома. Кроме меня, никто не поднимает головы.
У меня у самого немалая стопка книг: от статей Поупа и Дефо и толстых томов «Джентельменз Мэгэзин» до увесистых томов Монбоддо с его злополучной эволюционной теорией. Все упрятано здесь. Есть еще несколько современных книг, которые пока мало меня беспокоят. Наугад беру одну из них: антрополог Вернер Старк[19]. Здесь есть краткая глава, посвященная детям-дикарям, но книга была написана тогда, когда Старк давно уже стал пенсионером, и создает впечатление бессвязной старческой болтовни. Я готов уже отложить книжку обратно в стопку, но тут мое внимание привлекает некое словосочетание.