Нужный мне дом находился в десяти минутах ходьбы от заброшенного парка. Это была обычная хрущевка с обшарпанными подъездами, кричащими во всю глотку: «социализм жив». И современными железными дверями, говорящими о тяжелой криминогенной обстановке в городе. Квартира №67 находилась на шестом этаже, а подъезд, как полагается в таких случаях был для «спортсменов» (лифт не работал). Представляете ту радость, которую я испытал, обнаружив что хозяев нет дома. Впрочем, все было не столь безнадежно. На двери висела табличка: прилепленная наспех тонким скотчем

«Сдается в аренду Тел. 89150562607 Михаил»

Я записал номер, но звонить сразу же я не решился. «А вдруг это и есть тот, кто прислал мне сообщение с утра? – подумал я, – надо узнать как можно больше у соседей, о жильцах, а возможно и о Людмиле Поляковой.

Я постучался в квартиру напротив. Дверь открыла миловидная бабушка, с ухоженным лицом и каким-то готическим маникюром. На ней был темная вязаная туника и розовые тапочки, которые предавали ей особую комичность. Наверное, так выглядит большинство состарившихся модниц, время над ними не властно. Мне не пришлось сочинять предлог для знакомства, она меня опередила.

– Пенсию принесли? Ну, проходите тогда, а я вам чайку заварю вашего любимого, – сказал она мне.

Как вы понимаете, эту женщину я видел впервые. А она продолжала задавать мне «очень важные» вопросы. Причем мои ответы ее мало интересовали. Старушка буквально втащила меня к себе в квартиру, довела до кухни, влила в меня чашку чая с лимоном, прежде чем я что-то ей смог объяснить. Я был вынужден примерить на себя роль почтальона, для правдоподобности мне пришлось отслюнявить старушке немножко денжат. Зато спустя две минуты общения я уже знал, что хозяйку квартиры звали Евгения Алексеевна, больше всего на свете она любила свою рыжую кошку и чай с лимоном. Всю свою сознательную жизнь Евгения Алексеевна проработала медсестрой в больнице, а после выхода на пенсию стала выращивать георгины на балконе. Старушка все же посреди своего монолога заметила, что я сильно изменился (и это неудивительно). Невероятными усилиями мне удалось вклинить вопрос в ее болтовню.

– И давно вы здесь живете? – спросил я.

– Ой, да сколько себя помню…

– Наверное, всех здесь знаете? – наводил я ее на нужные темы.

– Ну, всех не всех… – начала увиливать старушка.

– Я тут решил снять квартиру в вашем районе? Вот смотрю, ваш сосед сдает как раз. Вы не могли бы мне что посоветовать.

Старушка изменилась в лице, когда узнала, что меня интересует, она огляделась по сторонам, так будто боялась, что ее может кто-нибудь услышать, а затем заговорила шепотом.

– Молодой человек, вы бы лучше еще что-нибудь поискали.

– Почему это, что-то не так?

– Я сама, правда, в это не верю, но говорят, что квартира проклята. Сколько там семей распалось, сколько смертей было, жуть. Что-то там не чисто.

– И давно это все началось?

– Давно, – ответила она, – лет двадцать, двадцать пять назад, когда Людочка там умерла.

– Полякова? – прервал ее я!

Она посмотрела на меня, заподозрив что-то неладное,

– Да, – а вы откуда знаете?

– Мне просто тут об этом ваши соседи немного уже рассказывали, – стал придумывать я какую-то нелепицу.

– Да, это было ужасно, продолжила старушка, – такая хорошая девочка была. И что с ней случилось, непонятно. Будто бес, какой вселился. В последние свои деньки она резко переменилась, стала мнительной, раздражительной, злой. Слова против ей не скажи.

Евгения Алексеевна говорила об этом так, будто до сих пор была в обиде на покойницу.

– Вы считаете, она покончила жизнь самоубийством? – стал я подходить с другой стороны.