Пару раз стукнув по двери, заглядываю в кабинет директора.
– Даня? – удивляется она.
– Добрый вечер, Нина Антоновна, – шагнув внутрь, плотно прикрываю за собой дверь.
– С ума сойти, – поднявшись из-за стола, идёт ко мне, проводит ладонями по рукам, крепко сжимая их в некоторых местах. Смотрит снизу вверх. – Ещё здоровее стал. Что же ты делаешь с собой?
– Вверх вырос, теперь расту в стороны, – улыбаюсь. Хорошая она, строгая, но тут иначе нельзя, будет беспредел.
– Татуировок с нашей последней встречи тоже стало больше, – ворчит Нина Антоновна, – коснувшись той, что набита на тыльной стороне ладони. – Что-то случилось у тебя, Дань? – заглядывает в глаза. С её опытом работы с детьми, хер чего скроешь. Сканер, мать её!
– Я насчёт Ромки и Мишки хотел поговорить. Есть у вас пара минут для меня?
– Чай будешь, Дань? – Нина Антоновна отходит к шкафчику, где всегда есть пачка заварки, её любимый рафинад и печенье.
– Можно, – пожимаю плечами.
В детстве этот кабинет казался мне больше, а сейчас пара шагов, и я уже у её стола. Выдвигаю стул, сажусь, устраивая руки на столешнице.
– Рассказывай, – Нина Антоновна ставит передо мной чашку с кипятком.
– Заберите пацанов из семьи, – прошу её.
– А сам сбегал постоянно, – смеётся она.
– Они не будут, я обещаю. Заберите их оттуда. Я могу какие-то деньги переводить за них. Пока немного, но чуть позже будет больше. Они на секцию по боксу ходят, спортивные, медальки будут приносить. Нина Антоновна…
– Даниил, это же не я решаю. Ты понимаешь? – киваю. – Насколько я помню, опека была в вашей семье. Никаких постановлений на изъятие мальчишек не выносилось.
– Но можно же инициировать новую. Там же пиздец! – завожусь я.
– Тимирязев, потише! – делает замечание Нина Антоновна.
– Извините. Но там реально пи… – сглатываю мат под её строгим взглядом. – Дышать нечем, всё бухлом и сигаретами провоняло. Пацанов в школе обзывают. У Мишки синяки от пальцев.
– Ты, надеюсь, глупостей не наделал? – хмурит брови директор интерната. – Если тебя посадят, у пацанов никого не останется.
– Может, тогда их заберут? – исподлобья смотрю на неё.
– Ерунду не говори, Дань! – осаживает она.
– Да заеб… Достало всё, – отодвинув чашку, опускаюсь лбом на столешницу. – Мне туда каждый раз ехать страшно. Посмотрите на меня. Мне на ринг выходить не так стрёмно, как попадать в квартиру этих… – снова глотаю всё, что крутится на языке. – Мать ещё рожать собралась. Нина Антоновна, вы же с опекой тесно работаете. Помогите мне.
– А школа что?
– Да ничего. Всем по хер! Ромка старается, учится, чтобы на бокс ходить. Мы с ним так договорились. Мишка в садике, Ромыч водит, когда успевает. Вопросов ни у кого нет. Заберите их, Нина Антоновна.
– Давай так, – вздыхает она. – Я попробую поговорить, но ничего не обещаю. Даже если соберут комиссию, Дань, решение будет за ними.
Беру листочек. Пишу на нём свой номер и прошу позвонить, как только будет хоть какая-то информация. Допиваю чай, коротко отвечая на вопросы Нины Антоновны. Мне особо нечего ей рассказывать. О моей жизни после интерната она знает поверхностно. Пусть так и останется.
– Дань, – улыбается директор, – поужинать со всеми не желаешь?
– Нет, спасибо. Мне ехать пора.
Времени остаётся впритык, чтобы заскочить домой за сумкой с вещами, забрать Дану и рвануть в столицу.
***
– Я скучала, – хнычет Дана, повиснув у меня на шее и уткнувшись губами в ухо. – Какого чёрта ты меня игнорировал?
– Не выноси мне мозг перед боем, – уворачиваюсь от её поцелуя.
– Молчу, – облизнув губы, кладёт ладонь мне на бедро, массирует, двигаясь к паху.
– Дана, блядь! – убираю её руку с ширинки. – Потом.