Одним словом, для того чтобы загар получился равномерным, подруги намазали грудь, верхнюю сторону рук и плечи фильтром от солнечного излучения. А вот ноги и живот, наоборот, маслом для загара. Оно и само по себе было темно-коричневого цвета. Приятно пахло пережженным деревом и делало ноги смугло-золотистыми почти сразу же.

Покончив с этими приготовлениями, подруги улеглись на велюровую простынку, прикрепленную к матрасу сверху специальными липучками. Поставили возле себя бутылочку питьевой воды с разбрызгивателем, чтобы увлажнять пересыхающие участки кожи, и наконец почувствовали, что загар начал схватываться.

– И что мы имеем? – произнесла Кира, когда ей надоело лежать молча и наблюдать за окружающими.

Поблизости копошились только мамаши с детишками. Да какие-то грязноватые подростки возились возле еще более заляпанного грязью мотоцикла. Ничего интересного! И волей-неволей Кира вспомнила про загадку, которую подбросила им баба Клава.

– Где письмо?

– У тебя.

– Нет, у тебя.

– У тебя, я сама клала тебе его в сумочку.

– А я оставила ее дома!

– Но письмо я уже вытащила и переложила в свою соломенную!

– Так я и говорю, что письмо у тебя.

– А потом ты сказала, – невозмутимо продолжала Леся, – что оно там среди прочего барахла потеряется. И ты его вытащила и сунула к себе в карман шорт.

– Да, – сконфузилась Кира. – Верно. Тут оно.

Леся хмыкнула. И отвернулась. А Кира принялась снова изучать письмо. Читала она долго. А потом толкнула задремавшую за это время Лесю в бок.

– Слушай, а что там баба Клава рассказывала про того своего дядю, который жен своих лупасил?

– А? – сонно откликнулась Леся. – Что?

– Как звали того родственника бабы Клавы, на которого, она еще сказала, наш Федюнчик похож?

– Нет, не помню.

– Скажите, какая! Куда я письмо дела, она отлично помнит! – вспыхнула Кира. – А как что-то важное, не помнит!

– Дядя нашей бабы Клавы – это для тебя важно?

Леся даже глаза от изумления открыла. И уставилась на подругу.

– Зачем он тебе? Он же давно умер. Баба Клава сама так сказала.

– Да. Но как его звали? Ты помнишь?

– Нет. Хотя… Кажется, Артем. Да, она так и сказала, Артем.

– Вот оно что! – воскликнула Кира. – Кажется, я начинаю прозревать.

Леся зевнула. И спросила:

– Ты поняла, куда дед Лаврентий спрятал маску?

– Нет. Думаю, что это нам Клавдия Захаровна сказать должна.

– Она не помнит.

– Вспомнит, – уверенно произнесла Кира. – В письме дед намекает на то, как ловко в детстве баба Клава пряталась от других детей в каком-то тайнике.

– И что?

– Наверное, нечто подобное он соорудил и для своей маски.

И, приободрившись, подруги еще немного полежали на солнышке. Потом не вытерпели. Собрали свои вещи и помчались домой. Выпытывать у бабы Клавы, где она пряталась в детстве. И беседовать с Федюнчиком на предмет того, что ему нужно у них в доме. Если ничего, то пусть уматывает. А если есть что-то, что он ищет, то не мешало бы поделиться.

Мужик уже проснулся. И с недовольным видом сидел на скамеечке в тени у дома. Увидев подруг, он мигом разорался:

– Вы что мне за молоко такое притащили? Весь день проспал! И до сих пор голова чугунная!

– Чугунная она у тебя всегда! – буркнула себе под нос Леся. – А что проспал, очень даже хорошо. У нас от тебя головы отдохнули.

– Что сказала?

– Сказала, что сон для больных людей – это первое лекарство!

– Без советчиков обойдусь! Где вы шлялись?

– Тебе какое дело? – обозлилась на него Кира. – Ты нам кто? Муж? Брат? Или, может быть, сват?

Ответ Федора их сразил буквально наповал.

– Я в этом доме единственный мужчина получился, – заявил он им. – И поэтому должен контролировать вас всех! Вы, бабы, такие: чуть вам волю дашь, вы в загул пуститесь! Пока я тут, вы в каждом своем шаге передо мной должны отчитываться!