— Привет, я — Женя! — здороваюсь я с ним, присаживаясь в кресло, расположенное по диагонали.

  — Антон, — отвечает он, цепляя дежурную улыбку на лицо, словно примерный сынок, которому родители наобещали кучу ништяков за примерное поведение перед их гостями.

  — Владимир, — берет меня в плен своего голоса наш третий участник.

  Ух ты!!!

  Пытаюсь сдержать свое сердце, мгновенно среагировавшее на низкие грудные вибрации. 

  Тут все остальное тоже под стать.

  Аккуратный благородный профиль с ровным носом, высоким лбом, мужественной линией бровей и темными кофейными глазами. Чисто выбритое, ухоженное лицо. 

  Хоть сейчас на обложку глянца.

  Слегка ослабленный узел галстука, белоснежная рубашка и костюм, вопящий, что даже моя первая машина, купленная в кредит, будет стоить дешевле, а нога, закинутая на согнутую в колене вторую ногу, демонстрирует мне девственно гладкую кожаную подошву ботинка ручной работы, которая еще не познала суровой грубости уличного тротуара.

  Перевожу глаза вверх и сталкиваюсь с таким же любопытным, но в большей степени снисходительным взглядом Владимира.

  Что, красавчик, к своему тридцатнику все еще удивляешься появлению нищебродов в радиусе полутора метров? Ну, извини, дорогой, претензии не ко мне, а к организаторам. Нужно было вместе с туром презентовать мне и багаж той Лесечки, которую застукал муж за устройством досуга лишь для себя любимой.

  Тоже хотела сэкономить, как Мишка?

  Ну, не знаю, что-то сомнительное удовольствие от такой компании.

  Отказываюсь от бокала шампанского, который почти сразу же предлагает мне Вика. Шепотом интересуюсь, можно ли пересадить меня куда-нибудь, чтобы уединиться, так как я не прочь доспать свои законные пару часов, бесцеремонно отобранные у меня ранним подъемом.

  Она кивает, проделывает несколько манипуляций, мое кресло разворачивается на сто восемьдесят градусов и слегка опускается. Идеально!

  Вот так вам мальчики — к лесу задом!

  Я с удовольствием принимаю заботу моей летной феи, которая умело укрывает меня мягким, легким пледом, предлагает беруши из какого-то высококачественного каучука, добытого хрен знает где руками хрен знает кого, но судя по тому, как говорит об этом Вика, обошлись они им хрен знает во сколько!

  Не, ну а что, надо брать, не зря ж они все надрывались!

  Вставляю их в уши и проваливаюсь в блаженное ничто!

***

  Вываливаюсь, пугаясь пробуждения и глухоты. 

   Фух, отпускает меня, когда я нащупываю в ушах элитные затычки, вынимаю их, обретая слух и вернувшееся чувство беспокойства, потому что мерный шум летящего самолета разбавляют какие-то чмоки, хлюпанье и стоны.

  Приподнимаю голову, свешиваю ее направо. Кресло Антона поменяло положение и теперь смотрит в направлении иллюминатора, и он, в отличие от меня, все еще дрыхнет в своих больших, плотно закрывающих оба уха наушниках.

  Что, малыш, без колыбельной никак?

  Так значит звуки гигантского причмокивающего младенца не твои.

  Владимир?..

 Осторожно перекатываюсь на живот и, как опытный разведчик, выглядываю из-за спинки своего кресла.

  Ох, ма-а-а!

  Вика, а это точно она, стоя на коленях перед креслом с грацией дикой кошки, какими-то не подающимися описанию плавными, тягучими движениями ритмично насаживается ртом на Владимира... На определенную его часть.

  Никакого невроза и истерии домашней порнушки, одна долбанная эстетика и звуки, которые вырываются из ее рта, судя по всему, плотно обхватывающего достоинство Владимира, заводят еще сильнее. 

  А когда он поднимает свои красивые, холеные руки, обхватывает ими голову Вики, выбивая из нее еще один стон, от которого я сама напряженно выгибаю спину, изо всех сил вдавливая бедра в кресло, мне вдруг нестерпимо хочется оказаться на ее месте.