Преисподняя, рука болит. И голова. Шаллан вспомнила, как накануне вечером время от времени сжигала алкоголь, но у нее не было достаточного количества буресвета, чтобы полностью исцелить руку. Для полного отрезвления его тоже не хватило.

Адолин, веселый как рассвет, поставил котелок с водой на пол и спросил:

– Ну, так что же с тобой не так?

Шаллан натянула одеяло на голову, как тугой капюшон плаща.

– Женские дела, – повторила она.

– Знаешь, я не думаю, что мужчины винят во всем ваш цикл чаще, чем вы сами это делаете. Я много ухаживал за женщинами и одно время следил за этим. Как-то раз Дили сказывалась больной из-за женских дел четыре раза на протяжении одного месяца.

– Мы очень загадочные существа.

– И не говори. – Он поднял кувшин и принюхался. – Это что, рогоедское белое?! – Он взглянул на нее, явно потрясенный – но, возможно, еще и слегка под впечатлением.

– Немного увлеклась, – проворчала Шаллан. – Проводила расследование по поводу твоего убийцы.

– В месте, где подают рогоедский самогон?!

– В переулке на задворках Отломка. Мерзкое местечко. Но выпивка хорошая.

– Шаллан! – воскликнул он. – Ты пошла одна? Это небезопасно.

– Адолин, дорогой, – проворчала она, наконец опуская одеяло на плечи. – Я в буквальном смысле слова переживу удар мечом в грудь. Думаю, справиться с какими-то хулиганами на рынке мне не составит труда.

– Ох. И то правда. Об этом легко забыть. – Он нахмурился. – Так это… погоди-ка. Все эти мерзкие способы убийства тебе ни по чем, но ты все равно…

– Страдаю от менструальных болей? – договорила за него Шаллан. – Ага. Матушка Культивация бывает той еще злюкой. Я всемогущая и псевдобессмертная, в моих руках осколочный клинок, но природа время от времени по-дружески напоминает, что мне не мешало бы задуматься о том, чтобы завести детей.

– Не спариваться, – тихонько прожужжал Узор на стене.

– Но вчерашние события с этим никак не связаны, – прибавила Шаллан, обращаясь к Адолину. – Мое время наступит лишь через пару недель. Вчерашний день был больше посвящен психологии, чем биологии.

Адолин поставил кувшин на пол:

– Ну что ж, тогда тебе, видимо, стоит остерегаться лишь рогоедского вина.

– Все не так плохо. – Шаллан вздохнула. – Я могу сжечь отраву, потратив немного буресвета. Кстати, о нем, нет ли при тебе сфер? Я, похоже… э-э… съела все, что у меня было.

Он тихонько рассмеялся:

– У меня есть сфера. Всего одна. Отец одолжил, чтобы я мог не носить с собой фонарь, когда брожу по этим залам.

Она попыталась похлопать ресницами, глядя на него. Шаллан не очень-то понимала, как это делается и зачем, но, похоже, сработало. По крайней мере, принц закатил глаза и подал ей рубиновую марку.

Девушка жадно втянула свет. Затаила дыхание, чтобы он не вышел облачком вместе с выдохом, и… подавила свечение. Оказывается, она может это контролировать – не светиться, привлекая внимание. Похоже, так она и делала в детстве.

Шаллан с облегчением выдохнула, когда рана на руке медленно затянулась и головная боль тоже исчезла.

Адолин остался с погасшей сферой.

– Знаешь, когда отец объяснял, что в хорошие отношения надо вкладываться, мне кажется, он не это имел в виду.

– Мм, – протянула Шаллан, закрыв глаза и улыбаясь.

– Кроме того, – добавил Адолин, – мы с тобой ведем весьма странные разговоры.

– Но вести их с тобой кажется естественным.

– По-моему, это и есть самое странное. Что ж, тебе стоит быть осторожнее с буресветом. Отец упомянул, что пытается добыть для твоих упражнений больше заряженных сфер, но их почти не осталось.

– А как насчет людей Хатама? Они выставили наружу множество сфер во время последней Великой бури.