– Знаю, я обещал, что позволю тебе самому сделать выбор в отношении невесты, – проговорил Гавилар. – Но…

– Я готов, – отозвался Далинар, устремив взгляд перед собой. Навани для него потеряна. Надо, шквал побери, смириться с этим.

– Они робкие и осторожные, – заметила Навани, промокая ухо Гавилара салфеткой. – Понадобится больше времени, чтобы их убедить.

– О, я бы об этом не волновался. – Гавилар бросил взгляд на труп. – Далинар в высшей степени… убедителен.

А вот это, – объяснял Каладин, – на самом деле не такая уж серьезная рана. Знаю, она выглядит глубокой, но чаще всего лучше получить глубокий порез острым ножом, чем рваную царапину – чем-то тупым.

Он сжал рассеченную кожу на руке Хен и забинтовал порез.

– Всегда пользуйтесь чистой тканью, которую перед этим прокипятили, – спрены гниения любят грязные тряпки. Настоящая опасность заключается в заражении: вы его опознаете по покраснению краев раны, которое будет увеличиваться и растекаться. Еще появится гной. Прежде чем бинтовать порез, его всегда надо промыть.

Он похлопал Хен по руке и забрал свой нож, который и стал причиной проблемной раны: Хен воспользовалась им, чтобы срезать ветви с упавшего дерева для растопки. Вокруг нее остальные паршуны собирали лепешки, которые сушили на солнце.

Принимая во внимание все обстоятельства, вещей у них было на удивление много. Несколько паршунов додумались во время налетов прихватить металлические ведра – которые пригодились в качестве горшков для кипячения, – а мехи для воды их попросту спасали. Он присоединился к Саху – паршуну, который поначалу был его охранником, – среди деревьев, где расположился импровизированный лагерь. Паршун привязывал каменную головку топора к ветке.

Каладин забрал топор и потренировался на бревне, проверяя, насколько хорошо тот рассекает древесину.

– Надо привязать покрепче, – посоветовал Каладин. – Намочи кожаные полоски и тяни изо всех сил, когда будешь обвязывать. Если действовать неаккуратно, эта штука отвалится во время замаха.

Сах хмыкнул, забрал топор и, ворча, распутал узлы. Потом покосился на Каладина.

– Человек, сходи проверить кого-нибудь еще.

– Нам надо отправляться в путь этой ночью. Мы слишком долго просидели на одном месте. И следует разбиться на маленькие группы, как я говорил.

– Посмотрим.

– Послушай, если с моим советом что-то не так…

– Все так.

– Но…

Сах вздохнул, поднял голову и посмотрел Каладину в глаза:

– Где раб научился отдавать приказы и расхаживать туда-сюда с видом хозяина?

– Я не всю жизнь был рабом.

– Ненавижу, – продолжил Сах, – чувствовать себя ребенком. – Он начал заново привязывать головку к топорищу, на этот раз туже. – Ненавижу, когда мне все время сообщают то, что я и так должен знать. Больше всего я ненавижу то, что твоя помощь мне нужна. Мы сбежали. Мы спаслись. И что? Появляешься ты и начинаешь объяснять, что нам делать? Мы опять следуем приказам алети.

Каладин молчал.

– Тот желтый спрен ничем не лучше, – продолжил ворчать Сах. – Спешите. Не останавливайтесь. Она говорит нам, что мы свободны, и миг спустя отчитывает за то, что недостаточно быстро повинуемся.

Они были удивлены тем, что Каладин не видит спрена. Они также упомянули о звуках, которые слышали, – далеких ритмах, почти музыке.

– «Свобода» – странное слово, Сах, – негромко заметил Каладин, присаживаясь рядом. – На протяжении последних месяцев я был, наверное, более свободным, чем на протяжении всей жизни, не считая детства. Хочешь знать, что я делал с этой свободой? Сидел на одном месте, служил новому великому владыке. Я спрашиваю себя, не дураки ли те, кто пользуется веревочными путами, – ведь обычаи, общество и привычки все равно связывают нас всех по рукам и ногам.