«Как счастлива была увидеть Володичку, милый и всё такой же бессребреник он очень любит тебя и мечтает увидеться и жить со всеми нами».

Давид Бурлюк не мог не знать всего этого. Зачем же он упорно повторял версию о гибели брата под Салониками? Объяснений может быть предостаточно. Вероятно, Давид знал о том, что в ходе Гражданской войны Владимир воевал на стороне Деникина, и это доставляло ему неудобства, входило в конфликт с той просоветской позицией, которую он занял уже после эмиграции в США. Как и все футуристы, Давид придерживался «левых» политических взглядов, однако всегда был более чем умеренным, практически аполитичным… Возможно, он не хотел, чтобы правдивые сведения о гибели Владимира как-то осложнили жизнь оставшимся в России родным. Скорее всего – всё это вместе вкупе с присущей ему осторожностью и нежеланием подвергать риску ни безопасность и благополучие своей семьи, ни свою карьеру.

Никто из родных не знал наверняка о судьбе Владимира после 1919 года. Антон Безваль писал, что выжить он мог только за границей, и был почти наверняка уверен, что Володя погиб. Писем от него никто не получал, что было очень странно для семейственных Бурлюков. Ведь даже в самые тяжёлые годы они старались поддерживать связь друг с другом – Давид писал в Херсон из Японии, затем из Америки; когда Людмила Иосифовна переехала вместе с Надеждой Бурлюк и Антоном Безвалем в Ферганскую область, Давид переводил ей деньги. Переписывался Давид и с Марианной в Праге, и с Людмилой в Аркадаке. Да и сами сёстры регулярно переписывались друг с другом.

Обстоятельства смерти Владимира Бурлюка до сих пор остаются загадкой. Ясно лишь одно, версия о гибели его под Салониками – не более чем легенда.

Ещё одна легенда, встречающаяся в публикациях о Владимире Бурлюке, гласит, что Владимир учился вместе с Давидом в Мюнхенской академии художеств. Безусловно, этого не было, да и быть не могло. К моменту поступления Давида в Мюнхенскую академию – а произошло это, согласно архивным книгам самой Академии, 18 октября 1902 года, – Владимиру было всего четырнадцать лет. Кстати, интересная деталь – прямо перед Давидом Бурлюком во внушительном академическом «гроссбухе», в котором фиксировались и возраст поступавшего, и его преподаватель, под номером 2487 записан Владимир Издебский, организатор знаменитых «Салонов», в которых в 1909 и 1910–1911 годах принимали участие четверо из семьи Бурлюков.

Мне довелось видеть альбом для рисования, подаренный Давидом Владимиру. Рисунки в нём, датированные 1902–1903 годами, – рисунки ученика, начинающего. Несколько последних рисунков сделаны в Мюнхене – Владимир старательно перерисовывал гипсовые слепки, мраморные скульптуры, несколько раз он сделал наброски бронзовой скульптуры «Амазонка на коне» Франца фон Штука. На нескольких листах рисунки выполнены рукой Давида – как образец для брата. Неугомонный Давид, увлекаясь сам, увлекал и всех, кто оказывался рядом. Что уже говорить о младших братьях и сёстрах!

Так что, безусловно, Владимир в Академии в 1902 году не учился и учиться не мог. Давид, заскучав, взял его с собой в Мюнхен уже в следующем, 1903 году – они тогда вместе учились в студии Антона Ашбе, а в 1904 году – в Париже, в студии Фернана Кормона. Перед отъездом Владимир с трудом окончил гимназию – по воспоминаниям Надежды Бурлюк, учёба давалась ему нелегко.

Владимир был очень близок с Давидом. Он разделял многие увлечения старшего брата – не только живописью, но и, например, археологией. После переезда семьи в 1907 году в Чернянку Херсонской губернии Давид и Владимир всерьёз увлеклись историей и археологией – подтолкнул их к этому основатель и редактор газеты «Юг», основатель и первый директор Археологического музея в Херсоне Виктор Иванович Гошкевич. В 1911-м он вместе с Бурлюками вскрыл крупный скифский курган. Даже в своём последнем (так указал Давид) письме с фронта Володя писал, что скоро их семейный музей в подмосковном Михалёве, куда семья Бурлюков перебралась в 1914 году, пополнится мраморными антикварными экспонатами в количестве более сотни, которые ему вместе с солдатами удалось раскопать около Салоников.