Попытка высвободиться из тисков несправедливости и беззакония, творящихся в Поволжье, подобно тому, как пыталось вытащить руку, зажатую в расщелине бревна, лесное чудище Шурале, вот что такое моё бесцельное, на первый взгляд, путешествие!..

До Комузяка я так и не добрался, осень вступила в свои права, подули холодные ветры, зарядили ледяные дожди, пришлось вернуться в Астрахань. На пароходе безбилетником, прячась от начальственных глаз, я доплыл до Камского Устья. Оттуда до Чистополя. Палуба последнего парохода, следующего из Чистополя в Набережные Челны, укрыта толстым слоем снега. А на мне летняя одежда, в карманах ни копейки, ботинки и шерстяные носки давно обменяны на еду… Максимально спустив брючины, подвязываю их толстой верёвкой под подошвами и бегом по снегу!.. От Челнов до Заинска. На своих двоих!.. Добравшись до Бурды, понимаю, что дальше идти не смогу. Постучавшись к родным, милосердным кряшенам, отправляю весточку в Багряж: пусть приедут и заберут меня!.. Через пару-тройку дней слышу за окном крики братишки Алмаза: «Эй, у вас, что ли, мальчик остановился?»…

После бесплодных поисков счастья, утешения для души на стороне, обессиленный, человек возвращается в родной дом…

Вот так, нежданно-негаданно, начал я работать в районной комсомольской организации. А предшествовало этому вот что…

После астраханского «путешествия» укрылся я под родительским крылом. Тепло, но стыдно!.. Вошли в зиму. Мы живём в перекошенном, тесном, приземистом, вечно сыром доме неподалёку от школы. Спасибо родителям, не бушевали, не ругали меня за то, что бросил учёбу и отправился за тридевять земель лаптем щи хлебать. Во всяком случае в лицо мне обвинений не предъявляли. Я им всей правды, конечно же, не рассказывал. А что можно рассказать родителям, если сам этой правды до конца не понимаешь? Сейчас, став отцом троих мальчиков, я много думаю о том «путешествии», нанизывая воспоминания на нить судьбы. А если бы один из моих сыновей решился повторить мой поступок? Я – вспыльчивый человек – как отреагировал бы на такое?! Несдержанный, я Земной шар перевернул бы, наверное. Разнёс бы всё в пух и прах, ей-богу!.. Значит, во время смены поколений свидетелям сыновних бунтов надо проявлять максимальную тактичность и понимание! Мои родители, оказывается, такими и были, милосердными, душевными, умеющими прощать. Они, видя моё раннее, с третьего-четвёртого класса, пристрастие к литературе, мою одержимость прозой и поэзией, не стали «переделывать» меня, молча терпели и выжидали, когда я образумлюсь. Осенью-зимой сорок шестого, весной-летом сорок седьмого годов я непрерывно, даже с каким-то остервенением сочинял стихи. Поэзия – дело молодых безумцев. Слава богу, та тетрадь цела. В этих стихах не полностью раскрыты причины и перипетии моего путешествия в Астрахань, но поджидавшие меня на Каспийском побережье испытания и беды, мои страдания описаны довольно-таки подробно. Как объяснить дорогим родителям, что я, как Мукамай (герой одноимённой поэмы Х. Такташа), не найдя выхода к свету, дошёл до исступления, что мои метания были продиктованы неприятием действующих законов, осознанием несправедливости режима Сталина?!

Мама – во время учёбы в медресе для девочек в Кашире считавшаяся одной из умных и прилежных учениц, – кажется, одобряла мои занятия поэзией. Отец, трусоватый и осторожный, часто повторял: «Бросай, сынок, хрустеть бумагой! Писательство – опасная доля, кто только из-за этого не пострадал!»…