Девушка послушно села в экипаж, позволила горничной накинуть ей на ноги теплое покрывало, подложив под него нагретый кирпич. Графиня поднялась следом и долго возилась, устраиваясь поудобнее. Герда вновь забилась в свой угол. Дверца захлопнулась, и карета покатилась, со скрипом отсчитывая мили, остававшиеся до въезда в столицу.

Они остановились так внезапно, что Амалия, успевшая задремать, вздрогнула и сразу же открыла глаза. Её провожатая, напротив, лишь захрапела еще оглушительнее, пышная грудь колыхалась, а толстые, слегка расплывшиеся губы смешно причмокивали после каждой рулады.

Герда понимающе скривилась и обменялась со своей хозяйкой насмешливым взглядом, затем Амалия решительно распахнула дверцу и вышла.

В вязких серых сумерках все искажалось. Туман стелился по дороге, скапливаясь в сырых лощинах. Мокрые, пожухлые листья кленов то и дело подрагивали на ветру, осыпая путников тяжелыми, холодными каплями. Даже лошади, от которых шел пар, напоминали таинственных животных, появившихся из потустороннего мира. И, словно в подтверждение нереальности, откуда-то издалека прозвучал набат.

– Контесса… – капитан вынырнул из серой хмари, словно призрак, заставив вздрогнуть. На секунду подумалось, что это происки фейри, решивших забрать к себе невесту императора… Девушка повернулась к нему:

– В чем дело, капитан, почему мы остановились? И почему звонит колокол?

Он замялся, словно решаясь:

– Мои люди заметили, что имперский флаг над воротами приспущен, это означает…

– Смерть члена императорской семьи, – кивнула Амалия, не зная, радоваться ли ей внезапной отсрочке, поскольку свадьбу наверняка отложат из-за траура. Она не могла вспомнить, есть ли у императора престарелый или же больной родственник. Кажется, была сестра, которая умерла много лет назад, и племянник, сын этой самой сестры, который был воспитан императором. Племянник лет на десять старше самого кронпринца, следовательно, ему было около тридцати двух-тридцати пяти лет. Насколько девушка знала, принц Рудольф служил в одном из полков и вел достаточно вольготную жизнь, на этом ее познания о семье, в которую она должна была войти, заканчивались.

– Хотел бы я знать, кто умер, – между тем пробормотал капитан.

– Для этого нам надо доехать хотя бы до ворот, – заметила Амалия. Её собеседник согласился.

– Да, вы правы, позвольте, я помогу вам, – он протянул руку, контесса оперлась на нее, чтобы вновь сесть в карету. Графиня так и не проснулась. Герда вопросительно посмотрела на свою госпожу, та пожала плечами:

– Похоже, Герда, моя свадьба откладывается: в Империи объявлен траур…

– И слава Богу! – шепотом ответила ей служанка, косясь на спящую графиню. – Сначала траур, потом еще что… глядишь, и совсем расстроится!

– Да ты просто полна оптимизма! – Амалия невольно улыбнулась. – Полагаешь, такое возможно?

– Почему нет? – беззаботно отозвалась горничная. – Вы же не знаете, кто сейчас умер. Не рове́н час, сам император преставился, – она осенила себя знаком четырехлистника. – Думаете наследник, освободившись от папаши, будет слово держать? Нет! Найдет себе, уж простите, посмазливее и поглупее!

– Откуда ты знаешь?

– Да пока вы на балах оборки своего белого платья пачкали, я много чего про Леопольда этого слышала, – фыркнула Герда. – Вам говорить не хотелось, чтоб не расстраивать.

Она вновь насупилась и сделала вид, что игнорирует вопросительный взгляд госпожи.

– Скажи, раз начала! – потребовала Амалия.

– Да какая разница, о чем слуги треплются? – та попыталась отмахнуться.

– Герда! – девушка зло топнула ногой и сразу оглянулась, не разбудила ли графиню, поколебалась, добавила сонных чар и вновь повернулась к служанке. – Ну? Говори!