Присвистнув, приближаю фотографию, чувствуя в штанах явное шевеление.

Может, и загляну к ней сегодня на часок-другой. С меня не убудет.

– Чё там у тебя? – лениво интересуется Айс, держась за руль одной рукой. – Порнушка?

– Почти.

Я нежадный. Поворачиваю телефон экраном к другу.

– Хороша, – резюмирует, бросив на мобильник быстрый взгляд. – Познакомишь?

– Нет, это для личного пользования.

Ржём.

Машина плавно подкатывает к знакомым железным воротам, за которыми начинается ухоженная территория знакомого мне с детства дома, и смех как-то сам собой стихает. Застревает в горле тошнотворным комом. Ни проглотить, ни выблевать.

– С тобой сгонять? – напряжённо закидывает удочку Клим.

Чувствует вину, что притащил меня сюда. Раньше он не был замечен в тесном общении со своей матерью и в наши семейные дела нос особо не совал. Может, потому, что в Штатах был, или потому, что до прошлого года у меня в жизни всё было заебись.

Это уже потом всё как снежный ком со свистом полетело вниз с горы. Пока окончательно лавиной не накрыло. Где я до сих пор и сижу у подножья, заваленный толстым слоем снега, и не знаю, как вздохнуть и вырваться на поверхность. Хочется закрыть глаза и провалиться в бездну темноты, зная, что свет больше никогда не увидишь. Что-то всё ещё удерживает меня от этого.

– Сиди. Я недолго. Возьму пару шмоток и вернусь.

Задерживаться дома не планирую, даже если мать устроит потом истерику, залив крокодильими слезами весь первый этаж.

Выбираюсь наружу, подтягивая плечи к ушам. Мерзко. Морось усилилась, порывы ветра швыряют в лицо холодные потоки воздуха. Климат средней полосы России тот ещё отстой.

Ключей у меня нет, звоню в домофон и бросаю хмурый взгляд в глазок мелкой камеры. Мать всегда смотрит, кто на порог пожаловал.

– Сынок… – робко выдыхает родительница, встречая на крыльце. – Живой.

Раскрывает руки для объятий, по привычке игнорирую этот жест, протискиваясь мимо.

– Если б я сдох, тебе позвонили бы первой. Не думала об этом? – говорю резко.

– Что ты такое говоришь, Матвей! Ты вообще знаешь, что я пережила за этот месяц, пока тебя искала? Тебе так трудно позвонить самому или отбить мне сообщение?

– Трудно. Я уже сказал: если помру, тебе наберут. Разве не это волнует тебя больше всего? Зато не надо будет делить компанию отца на части, когда откинется и он. Всё вам с Серёжей достанется. Кстати, где он?

Мама бледнеет, поджимая губы. Не в ту сторону свернул разговорчик с сыном. Ну не судьба.

Не разуваясь, миную прихожую. Заглядываю в кухню. Чистота идеальная, на плите стоят кастрюли, из которых валит пар и приятно пахнет домашней стряпней. Желудок, предатель, сжимается и издаёт звуки голодного кита. Жрать мы здесь не будем, дружок.

Иду дальше в светлую гостиную. Плазма на стене выключена, приставка убрана в тумбу под ней, на стеклянном прозрачном столике в центре свежие цветы и стопка книг. Дом, милый дом.

Выхожу к лестнице, ведущей на второй этаж. Надо набрать шмоток потеплее, непонятно, когда ещё раз решу заскочить.

Мать семенит следом, не отстаёт.

– Никого нет. Я ждала тебя, оставайся сколько хочешь. Поужинай со мной! Твоя комната всегда тебя ждёт. Матвей, хватит наказывать меня и себя. В том, что случилось с твоим отцом, ни ты, ни я не виноваты… – говорит тихо, часто дыша.

Морщусь от предвкушения очередного скандала. Первый слезливый акт на подходе.

– А я тебя виню не за это, – произношу ровно, открывая дверь своей комнаты, где тоже царит девственная чистота, словно я никогда здесь не жил.

Распахиваю шкаф и, порывшись внизу, достаю спортивный рюкзак. Бездумно забиваю его шмотками, которые, скорее всего, мне и не понадобятся.  Просто механически выполняю действия, борясь с желанием свалить из этого нежилого дома сию же секунду.