Что я чувствую? Девушкам же принято делиться именно чувствами…. Смятение. Раздрай. Сомнение. Да, наверное, это то, что творится у меня в душе. А еще неудовлетворение, потому что его фраза про затрахаю и стоны не осталась без следа: пожар в животе стал настолько невыносим, что я готова была уже позволить ему сделать со мной все, что только вздумается, лишь бы не отпускал и не прекращал меня целовать.

- Настя… - с мольбой сказал и посмотрел на меня.

Боже, этот взгляд серых глазах я, наверное, никогда не забуду. Как будто от моего ответа зависит его… все. Одним своим согласием я могу вернуть его к жизни, а отказом погубить. Но…

- Домой, Рома. Домой.

Он только лишь кивнул мне в ответ.

Я готова с ним идти далеко, хоть в сам Североморск автостопом. Но так говорят лишь мое тело и мое желание. Но разум… Ему нужно чуть больше времени.

- Ты же мне позвонишь, Рома? - жалко, как же жалко я это спросила, и чувствую себя жалко, задавая такой вопрос.

- Конечно, - мазнув по мне взглядом, ответил Рома.

Я вышла из машины одна, он остался за рулем, даже не заглушив двигатель. Готова ли я к тому, что после моего отказа, Рома больше не появится в моей жизни? Нет, не готова. Но и поехать к нему домой я тоже пока не готова.

Дома тихо и темно. Мама спит. Стараясь ее не будить, я быстро умылась и пошла к себе в комнату, чтобы снять с себя туфли и платье Золушки и надеть свои вытянутые, но такие любимые спортивные штаны и футболку с Микки Маусом. На часах полночь. Я действительно была Золушкой, и сегодня моя карета превратилась в тыкву.

12. Глава 12.

Глава 12.

Настя.

Если настоящая Золушка просыпается с рассветом, то ее реплика, то есть я, встала, когда только почувствовала запах своих любимых блинчиков. Значит, по моим внутренним часам время близится к десяти утра. Ну люблю я поспать, грешна, что уж говорить. А запах блинов - это мягкий намек от мамы, что пора бы и открывать глаза.

- Доброе утро, мам. Ммм, как вкусно, мои любимые, да? - еще сонным голосом обратилась я к маме.

- Ну уже не такое уж и утро, соня. Время - начало одиннадцатого. Даже стесняюсь спросить, во сколько вы соизволили явиться после бала, а, принцесса?

- Как начало одиннадцатого? - проигнорировав вопрос про мое возвращение, воскликнула я. - Мне же в институт ехать, какие-то там документы и заявления подписывать. Вот, черт!

- Не ругайся, Анастасия, тебя это не красит!

- А как я должна была сказать? О, мой бог? Одна фигня: я опаздываю, - почти пропела, уминая еще горячий блин со сметаной.

- Не торопись! Либо обожжешься, либо подавишься.

- Знаешь, мама… Нельзя говорить человеку, что он подавится, когда он ест.

- Нельзя человеку спать почти до обеда, когда утром есть важные дела! - доносится голос из кухни.

- О, МОЙ БОГ! - громко отвечаю я, ведь на кухне работает вытяжка, а мне уж очень надо, чтобы мама услышала мою исправленную речь.

Учеба мне всегда нравилась, хоть и выбирала я институт и специальность, исходя из набранных баллов и количества бюджетных мест. Либо во мне говорит вечная отличница. Ведь, если пришел учиться - учись. Это из серии, если что-то делать, то делать это хорошо. Вот, возможно, и желание разобраться в новом предмете и вызвало во мне любовь к выбранной специальности. Ну и бухгалтер, знаете ли, никогда не останется без работы. А считать я умела всегда.

Вот и мой институт, в котором не была год. Он нисколько не изменился. А должен был? Возникла сразу мысль в голове. Нет. Но почему-то после года отсутствия кажется, что клумбы раньше были меньше, дверь в главное здание лучше, а трещин на фасаде значительно поприбавилось.