Дело в том, что все тут – это, на самом деле, одна девочка, только в разные временные периоды. Она проходит Путь в определённом мире и возвращается в Древо, оставляет здесь память о прожитом. После меняется физически, сохраняя основу разума – и отправляется в следующее место, где учится чему-то другому.

Изначально у Девочки есть особые ментальные способности: видеть будущее, различать под иллюзией настоящий облик существ. Но для прохождения Пути они вредны, Древо их блокирует. У Инги же вот частично проявились, только заглянуть в будущее всё равно не получалось.

Пока пробирались коридорами, сказала:

– Трудно тебе пришлось, убеждать всех, что достоин жить в Городе и заниматься наукой.

– Путь не быва-ает лёгким.

– Точно. Почему Древо не внедряет мальчиков? Было бы намного легче учиться владению оружием или, там, охоте на бизона. Ещё и время жёстко ограничивает, Знание нужно получить непременно до наступления зрелости. Не слишком ли сложно для детей?

Винтераксис принялся объяснять: все девочки здесь – один человек с единым таймлайном, поделённым на отрезки. Когда прежняя память передаётся в хранилище, основа разума остаётся неизменной, для отправки в новый мир меняется только внешность. Мальчика тут никак не сделаешь, Древу пришлось бы влезать в саму основу разума, которая должна быть у всех одинаковой. Именно одинаковая основа позволяет передавать навыки и знания напрямую, без обучения.

Инга понимала это, но из вежливости слушала.

В овальной пещерке, куда они пришли, горело всего три фонаря. Лиан вовсе не было, стены выглядели, словно из отполированного дуба; вдоль них валялось много всякого тряпья, мотки проводов.

Винтераксис потрусил вглубь, где потемнее, начал поводить шишкой из стороны в сторону. Гладкая поверхность пола вспучилась, вылезли два усика, как у гороха, но толщиной в палец, поднялись выше, завились один возле другого. На уровне пояса принялись закручиваться плоской спиралью, получилась овальная столешница. Ещё четыре усика сплели стул; с противоположной стороны вырос такой же. Ловко у Витька получается! Инга смотрела, как фильм, пытаясь убедить себя, что это не кино. Вот кого на дачу к деду надо, лось бы и рассаду не загубил, и тачки с навозом он таскать может…

С потолка свесился ус потоньше, уронил на стол полный чайник, черневший пятнами отбитой эмали. Затем опустил по очереди два стакана в подстаканниках, тарелку с эклерами.

Винтераксис указал на стул, откинул за спину шишку; та приземлилась на плетёный пуфик.

– Здорово! – присвистнула Инга, усаживаясь. – Живёшь тут?

– Ну, надо же где-то переканто-овываться, – пожал плечами лось, разливая клубящийся паром чай. По комнате пошёл вкусный запах мяты, земляники, чабера. – Ты бери-и пироженки, не стесняйся.

Сам сел, чинно пригубил напиток. Инга потянулась к железной ручке подстаканника…

И отдёрнула руку.

– Горячо-о?

Оглянулась. Что-то было не так. Пока шла коридорами, под всеми поверхностями чувствовались тёмные и серебристые потоки. Где они? Словно попала на двадцатый этаж бетонного здания… Или глубоко под землю, как в метро «Тимирязевская», где давит потолок. Сказала напряжённо:

– Да, горячо.

Инга попыталась встать – но стул вдруг сжал талию, усики зацепились за плечи, крест-накрест захлестнули грудь. Рванулась – и увязла ещё больше. Да отстаньте вы!

Бесполезно. На мысленные приказы кандалы не отвечали, словно состояли из того же серого киселя, что и жук.

– Витёк, пусти! – в панике закричала она.

Однако тот лишь потупился, скорбно выставив верхнюю губу. Не стоило соглашаться на чай, ох не стоило! Семена слушались Ингу, сами не могли разобрать её на атомы, поэтому друид и пришёл – не спасать подругу, а непокорный винтик вернуть в систему.