Ну, в этом-то он не сомневался.

– Я верну тебе потом, – не поднимая головы, продолжала она. – У меня сейчас ни копейки, правда.

– На деревню дедушке, – беззлобно поддел ее Алекс и добродушно добавил, – брось, я себе еще нарисую.

Ольга обратила к нему недоуменный взгляд. «Вроде женщина взрослая, – промелькнуло в его голове, – как ребенок». Да и в субтильной внешности ее было что-то противоречивое. Ни дать ни взять – сорокалетний подросток. Потрепала, видно, жизнь, потрепала… А во взгляде что-то чистое, по-детски наивное. «Смесь бульдога с носорогом», … – пришли почему-то на ум неуместные слова.

– Впервые здесь?

– В молодости приезжала с подругами, но города толком не знаю.

Как-то быстро завязался у них незамысловатый разговор. Ничего вроде особенного, но душа раскрывалась, как бутон от теплых солнечных лучей.

– Думаешь, туристы знают? Местные за всю жизнь, может, пару-тройку раз в музеях бывают, да и то в лучшем случае. Намотаешься за неделю по метро да электричкам, уже не до Авроры и не до Кунсткамеры. Да и никуда все это не денется, – дымил он сигаретой под искренне заинтересованным ее взглядом.

– Да, если здесь жить, – согласилась она. – А для приезжих? Дух захватывает.

– Питер не для бедных, – задумчиво изрек Алекс и, тотчас спохватившись, добавил, – ничего личного. Он и задумывался, и строился с царским размахом. На чужих костях, – одно за другим накатывали воспоминания, как Невские волны на гранитные плиты. – Питер, он другой. Холодный чопорный. Его непросто постичь, пока не пропитаешься им, пока не увязнешь в нем навсегда, как в непролазном Чертовом болоте, – Алекс повернулся к ней. – Правда, правда… Питер воздвигнут на этих болотах.

– Ты так увлекательно говоришь, – согрела она его добрым взглядом заплаканных глаз.

– Просто люблю его до слез. Слякотно, сыро, а нигде больше не смог бы жить. Здесь и люди особенные. Даже в тесноте и склоках коммуналок они все равно какие-то терпеливые. Может, потому, что натерпелись. Или, шут его знает, может, и вправду зодчие вложили в него бессмертные души? Я слыхал, у себя в Италии они так не творили. Я и сам в коммуналке рос. Обратная сторона медали… Об этом тоже немало сказано – мрачные проходные дворы, пропахшие кошками парадные… Наша кошками не пахла. Я никогда никому об этом не говорил, веришь? А с тобой как прорвало.

– Я даже не знаю, как тебя зовут…

– Алексей. Нифонтов. Если угодно, тоже Иванович, – слегка привстав, с легкой улыбкой учтиво поклонился Алекс. – Чаем угостишь?

– Да-да, – поспешно ответила Ольга, – только у меня к чаю ничего нет.

– А ничего и не надо. Продрог просто.

– И сахар закончился, Алеша, – виновато добавила она. Но получилось как-то просто, по-домашнему.

Алеша… А ведь он действительно был Алешей только для мамы, а для остальных – Алексом. Уже и привык к этому за столько-то лет. А мама так и не смогла. Из недр подсознания нахлынула на него волна странных мыслей. Аля, Оля… – почти одинаково. А разница между тем огромная. Жену он чаще всего называл Алей, иногда шутливо – Алькой. А вот Ольгу, то бишь Ольгу Ивановну, как бы он назвал? Оленька. Да, именно Оленька, и не иначе. По-другому ей не шло. Странные мысли. Странный вечер. Вообще, все это странно. Но уходить не хотелось, что само по себе тоже было не менее странным.

– Что в имени тебе моем,… – задумчиво произнес он.

Расслабившись, он прислонился к спинке дивана. Как хорошо… Давно так хорошо не было.

– Сними плащ, – светло улыбнувшись, она поднялась с дивана.

– Погоди! Ты куда?! – схватил он ее за руку.

– Так, чай ведь… сам просил, – ответила она с недоумением.