Я только определил три вопроса, которые я считаю исходными в анализе: бабушка, девочка и Шишок. Бабушка требует ножниц, девочка требует ножниц, глубины жизни (озвучание актрисой или другой девочкой, во что при сжатых сроках не верю) и истории, прожитой в картине, Шишок требует своей стройной истории и сохранения всего своего сюжета.

Вы пережили на картине много этапов: картина была для Вас то об одном, то о другом, – это нормальный путь любого произведения. Но сейчас дело вовсе не в концепциях, дело в создании на экране истории, интересной истории, – все концепции уже в материале. Бог с ними совсем, с концепциями!.. Я не проявляю неуважения к концепциям вообще или к Вашим в частности, я точно вижу, как суета перед концепцией сейчас мешает Вам, мешает живому материалу снятой картины. Снятой Вами с волнениями и трудностями, снятой интересно и во многом по-новому.

Итак, по порядку.

Начало: сейчас, пока окончательно не отмонтировано начало, в том материале, который я видел, – начало есть.

Сначала бабушка и Прохор, а потом девочка и бабушка долго говорят о Шишке, потом появляется и Шишок. Начало есть: разговоры о Шишке. И это начало убивает всё. Убивает тайну Шишка, убивает начало истории, которая и по сценарию, и по материалу состояла в ожидании чуда, в необходимости Шишка для девочки. Именно в одиночестве девочки, в его обозначении (даже не раскрытии, а именно в обозначении) состояла экспозиция фильма. Без этого начала, без создания атмосферы ожидания чего-то никогда не будет чуда появления Шишка, как Вы ни монтируйте сцену встречи девочки и Шишка. Разговоры бабушки о Шишке (с Прохором и с девочкой) не вносят ясности в историю, а, наоборот, делает историю неясной. Потому что если Шишок необходим девочке, если на экране девочка скучает, если на экране таинство детства, деревенских скрипов и шорохов – история ясна. Если появление Шишка – результат разговоров взрослых и произведенного впечатления этих разговоров на девочку (как это сейчас), история именно не ясна, она превращается в совсем другую историю, которой в Вашем фильме совсем нет: в историю живущих по сей день предрассудков. Да еще в не очень интересную историю: Прохор в Шишка не верит, бабушка к нему полуравнодушна.

Насколько я помню материал, это у вас снято. Есть прекрасные кадры девочки на фоне мельницы, идущей девочки, цветов и т. д. Там не вышло одно – пароход, идущий по лугу. Ну и Бог с ним. Подумаешь – пароход. Вы говорите, девочка плохо играет это. Борис Алексеевич! Это нельзя плохо сыграть, это можно только не найти в монтаже.

Меня очень обрадовала Ваша мысль смонтировать появление Шишка на шумах – но ведь это прием для всего начала. Ведь мы в кино и в жизни уже не слышим голоса земли, не слышим шмелей, кузнечиков, птиц, ветра и шорохов. Шорохов нашего детства, таинственных, мучительных по захватывающей непонятности и действительно непонятных: скрип в доме, скрип полов, голос домовых. Без этого нельзя создать тайны начала Вашего фильма, звуки тут текст, без которого, наверное, очень трудно монтировать, сюжетная логика начала – тут катастрофа…

И у Вас для этого всё есть: и девочка, и дом, и дожди, и ночи, и пейзажи, и возможность повторять кадры из будущих сцен. А в фонотеке есть все звуки, а звуки еще можно придумать, и какое счастье было бы поглядеть метров триста без единого слова, без болтовни на экране, без музыки. Счастье, тайна… А главное, это и есть завязка, это сюжет, это ожидание чуда.

И тогда не помешает никакая болтовня взрослых о Шишке, которой, право же, могло и не быть. И то сцены слишком длинные. Длинные и специальные – специально, чтобы потом появился Шишок. Длинные и потому, что бабушка не может играть такими текстовыми массивами. Такие текстовые массивы губят исполнительницу, обнаруживают колхозную самодеятельность. (Простите меня за такую формулировку по адресу нашей прекрасной бабушки, ибо без излишеств текстов, без лишних нагрузок – бабушка прекрасна, прекрасна по самому большому счету, открытие!)