А какие они лингвисты!..

– Сереженька, – говорит мама, – на улицу нельзя, осень наступила…

Сережа печально смотрит в окно и вдруг говорит:

– Осень на Сережу наступила.

Чем не поэт?.. Чем не философ?..

Они удивительны, наши дети, они эллины, они древние греки. Но вместе с тем в них есть нечто и от варваров.

Ребенок приходит в мир беспомощным и бесправным. Детям ничего не разрешается, все главные решения принимает за ребенка взрослый человек. Так разумно устроила природа. Но ребенок относится ко всему этому принципиально неразумно. Все содержание детства в какой-то мере можно свести к стихийной борьбе ребенка с властью взрослого и желанию подчинить взрослого себе. Сегодняшние дети в этой борьбе добиваются немалых успехов, и подчас с сочувствием смотришь на взрослых людей, затираненных собственными детьми.

В основном же ребенок зависим и бесправен. И это в нем рождает хитрость и изворотливость раба. В нем подспудно живет варварство и жажда разрушения. Он скрытен и мстителен. Он труслив. И положение плененного зарождает в нем пламенную любовь к свободе, которая остается с ним навсегда. С этой поры он естественный гуманист, а точнее – сторонник гуманизма.

Пока же его оружие – слабость и обаяние. Он плачет. Он будто девушка на выданье – такой ангел, такой милашка. И еще у него есть тайное оружие – ложь, эгоизм, простодушная жестокость.

«Гений и злодейство – две вещи несовместные», – писал Александр Сергеевич Пушкин. Детство не подчиняется этому – тут гений и злодейство совместны!

В этом русле и разворачивается основная мысль сценария «Внимание, черепаха!». Нас объединило то, что мои авторы удивительно серьезно подходят к теме детства. Они знают, что детская тема не терпит приседания. До нее нужно с большим трудом дотягиваться.

В сценарии была такая фраза: «Дети такие же люди, только они еще маленькие». Это стало «кредо» в нашем творческом содружестве.

Весь наш совместный путь и всю методу нашей работы сразу определил поиск детей-исполнителей, в котором авторы приняли самое большое участие. Дети корректировали состав действующих лиц. Приходили такие ярко выраженные личности, что сразу становилось ясно, мы должны взять их в картину и придумать для них и дело, и место.

Прямо из школы, весь с ног до головы перепачканный чернилами, пришел первоклассник. Он был настроен категорически деловито. Он втащил в репетиционную комнату на веревке свой портфель, как собаку. Отстранил меня в сторону. Сел в мое кресло без всякого приглашения, хлопнул в ладоши, потер руками и громко спросил:

– Так… Что будем делать?!

Нельзя было не взять в картину человека, столь одаренного жаждой деятельности. Пришла девочка, молчаливая, внимательная, с огромными глазами-маслинами.

Я спросил:

– Тебе у нас нравится?.. Ты хочешь сниматься в кино?

Она ответила шепотом:

– Нет… Мне у вас не нравится… Как у мамы на работе, и пахнет кислым.

– А что ты любишь? – слегка растерялся я.

– Рисовать, – ответила девочка.

И нарисовала все, что было перед ней: шкаф, окно, за окном облака. Только все было с огромными глазами: облака смотрели в окно, окно смотрело на шкаф, а шкаф смотрел на облака.

Ну как было не взять в картину это существо, которое знает, как смотрят облака!

Пришла другая девочка, беленькая, с голубыми василечками вместо глаз. Она увидела меня и стала хохотать.

– Я вас знаю, – хохотала она, не в силах остановиться. – Вы артист…

– Что ж, – спрашивал я и хохотал вместе с ней, – раз артист, сразу надо смеяться?

– Конечно, – отвечала она, заливаясь еще пуще.

– Что ж, так и будешь смеяться? – спрашивал я.

Она закивала головой и стала так смеяться, что вдруг остановилась и без тени смущения спросила, свив ножки шнурочком: