1987

Есть роли, которые доставляют актеру наслаждение особого рода, близкое захватывающему чувству эксперимента над самим собой. Эти роли дают возможность проникнуть в свое сокровенное, в некую личную тайну. Они становятся исповедью, мерой откровенности, актом самого непосредственного творческого самоутверждения. Такою была для меня роль в фильме «Страсти по Андрею» («Андрей Рублев») режиссера Андрея Тарковского. Я должен был сыграть скомороха – первого актера на Руси. Я должен был создать тот человеческий характер, который нес бы в себе стихийные истоки лицедейства, саму природу актерского творчества. Не стану скрывать, что я убежденно влюблен в профессию актера, и работа над этой ролью стала для меня делом профессионального престижа.

Я думал о самом себе. О своей жадности к ролям. О, может быть, и постыдном для мужчины, но таком неодолимом желании завоевывать чужое внимание. (Актер многое знает о себе.) Я думал о невероятном любопытстве актера к жизни других. Я смотрел на своего маленького сына и на его сверстников, в которых стихийно живет эта жажда внимания к себе. Внимания, которое завоевывается любым путем, включая самое примитивное кривляние или слезы. Я заново открыл для себя эту детскую страсть к передразниванию большого мира взрослых, в котором заключено стремление к установлению справедливости по отношению к маленькому в большом мире взрослых. Я думал о стихийном лицедействе древнего актера и ребенка, под которым лежит сегодня одна и та же лингвистическая основа – играть!

Темы игр подсказываются жизнью. Экспедиция папанинцев на Северный полюс породили когда-то многочисленные случаи дрейфа по Москва-реке во время ледоходов. Игра подчас оканчивалась несчастными случаями. Я помню, как во время войны, играя в партизан и «допрос», ребята, изображавшие «немцев», всерьез повесили «партизана», но он ничего не сказал и даже плюнул им в лицо. (Его едва успели вытащить из петли.) Я помню, как после войны дети играли в правительство, разбирая министерские должности и подробно изображая церемонию подписания соглашения на высшем уровне. Они долго и молча смотрели друг на друга, изображая тёплую и дружественную обстановку. В природе детской игры, всегда удивительно актуальной по теме, мне всегда чудилось стремление уравновесить себя в мире взрослых хотя бы воображаемым равноправием.

Я думал о том, что скоморошьи игры удивительно сродни детским. Они, наверно же, одного человеческого происхождения. Они всегда так же актуальны, и в них заключена всё та же жажда справедливости и равноправия человека в большом мире. И та же радость передразнивания и игры воображения.

Я думал об открытости детей, об их удивительной способности к общению друг с другом. Как собачки – обнюхаются и уже век знакомы. Я думал о раскрепощенности ребенка, и его органическом невосприятии существа власти взрослого над ним, о его беззащитном демократизме. И я думал о праздности детства, о страсти к познанию, к «путешествиям, хоть в соседний двор»… Ведь скоморохи целыми деревнями собирались в ватаги и шли бродяжить, промышляя своим искусством и случайным приработком. Это случалось в первую очередь по бедности, но нередко и по лености!.. Скоморохи не очень любили обременять себя ведением хозяйства или ремеслами. Они могли побывать в различных городах, разнося с собой собранные сведения, фактически являясь первой русской газетой и зачатком демократической интеллигенции. Отсюда и запретное вольнодумство, и независимость, и большое знание жизни, и поразительная человеческая раскованность в затхлой атмосфере Средневековья.