Папа страшно не любит какого-то мистера-дристера. Тот чего-то не может понять. Но зачем его за это ругать? Ведь можно просто объяснить. Я тоже часто чего-то не понимаю. Но меня за это не ругают. Мама объясняет мне все, что непонятно. Может, папе стоит попробовать? Может, мистер-дристер все поймет? А еще папа смеется над Фирсовым. Тот очень часто болеет. Но зачем тогда над ним смеяться? Его надо пожалеть.

Когда я болею, мама дает мне лекарства и разные варенья. Если бы не они, я бы боялся болеть. Ведь лекарства такие горькие и противные. А уколы и горчичники – такие болючие! А еще в такие дни мама меня жалеет, и я выздоравливаю. Наверное, Фирсову не хватает жалости, оттого он и болеет. Я хочу рассказать обо всем этом папе. Очень. Но все равно он меня не поймет. Я просто сижу за столом и молча смотрю на него.

Папе это не нравится. Он звенит посудой и грохочет дверками шкафчиков. Он хочет что-то сказать. Нет. Ему необходимо что-то сказать. Я чувствую. Но он почему-то молчит. Но я знаю: он заговорит. Он не может не говорить. Говорить по вечерам о работе – это его обряд.

Папа

Обычно по вечерам меня встречала Юля. Это так важно – поговорить с близким человеком. О работе, о чем же еще? Это пусть бабки безмозглые языки у подъездов себе чешут о чем ни попадя. Времени прорва, вот и кудахчут целыми днями. Вспоминают, как им раньше хорошо жилось. Раньше и колбаса была вкуснее, и молоко молочнее, и люди человечнее. Что за бред! «Раньше» ушло. Все. Нет его больше. Но нет, чешут языки. Мне бы их проблемы!

На работе приходится трижды взвешивать каждое свое слово: «Все, сказанное вами, может использоваться против вас». Это про наш офис. Кругом – быдло. Тот же Сергеев, подлец тот еще. Пришел к нам, когда уже стало ясно: контора процветает. Три высших, послужной список, хоть в рамку. Ко мне его в замы.

– Этот молодой человек имеет очень богатый опыт в вопросах организации каналов сбыта. Все проекты, которыми он руководил, блестяще реализованы.

А я смотрю на него, ну крыса крысой. Щуплый какой-то, волосы назад зализаны, нос острый, ну прямо крысиный. Сам дерганый. Очки еще в оправе золотой – тонехонькая. Он то и дело их поправляет, протирает. Сопляк. И мне такого в замы. И поди ты докажи, что хоть он, может быть, и умный, а попробуй-ка такого на переговоры отправь. Да завалит он все. Потом заговорил-таки:

– Доля рынка компании…

Да плевал я на твою долю рынка! Продажи растут, и чего тебе еще надо? На проценты посадили, сиди и радуйся. Отчеты себе всякие строчи ни о чем, исследования. Что ты там еще умеешь?.. Видимость создавай работы.

– „.что говорит о том, что рост объема продаж нашей фирмы ниже среднерыночного…

Теперь уже «нашей фирмы». То есть в обход меня этого заучку уже приняли в штат. Замечательно. Ну, погоди у меня, крыса институтская, я тебе устрою!

– Следующим шагом должна быть разработка единой маркетинговой стратегии продвижения продукции и формирование сильного бренда на рынке строительных материалов, понятного как простым потребителям, так и строительным компаниям, которые являются постоянными крупными покупателями.

Мать честная! Вот мы открытие сделали! Да я уже год надрывался до тебя, чтобы строители брали наш продукт. Что мне «простые потребители»? Плевать на них! Все равно объема за счет них не сделаешь. Как проклятый бьюсь, чтобы мне квоту на сейлзов дали. Еще хотя бы два человека. Всего два. Такой бы рост дал! А тут на тебе, спускают на шею сопляка: сейчас он научит вас работать. Сопляк! Но говорит красиво. Правильно говорит. До того правильно, что аж противно. И где только такие берутся? Сидел я и слушал, как студентик этот распинается. Не передо мной. До меня ему уже по барабану. Тьфу ему на меня. Знает же, крыса, что в штат его уже приняли. Перед боссом моим. Мистером Люмером.