Но оказалось, дочка-то молчала, молчала да и, не сказавшись, выросла. И ухажера себе завела, тихоня. Да кого! Никого другого, как Кирюху, которого бабы уже по всем крымам-рымам провели! А теперь он Дарёнку приглядел! Теперь из-за него её имя на каждом углу склоняют! И она ни слова ни полслова матери! Да в кого она такая скрытница уродилась?!

Такое внезапное прозрение оказалось для Марии очень неприятным и даже болезненным. Об Кирилле, она, конечно, уже слышала немало, сама же и расспрашивала баб, повстречав его как-то на улице, – не заметить такого богатыря было нельзя. Рассказы о нём не шибко её затронули – ну, поулыбалась, покачала головой, да и всё. Что ей чужая жизнь? У парня своя мать есть, пусть её заботит. При случайной встрече с Киром скорее любовалась им, чем вспоминала слышанные россказни. И вдруг оказалось, что всё это имеет столь близкое отношение к её Даше!

Чем больше Мария думала об том, на что открыли ей глаза, тем больше негодовала.

Даши дома в этот час не было, сказала, что побежала к подружке, да и исчезла. А у Марии уж каких только мыслей не завелось в рассерженном уме: да к подружке ли? да не на свидание ли с этим… Кириллом? Да неужто её Дашутка может так обдуманно от матери таиться? И уже никакая работа в руки не идёт, а, наоборот, из рук всё валится, нитки путаются, как будто сроду иголку в руках не держала. И уже не сидится Марии на месте. На крыльцо вышла, веником два раза махнула – вроде как не без дела вышла. К калитке подошла, поглядела в один край улицы, в другой… да хоть бы Дарья скорее вернулась, хоть встречь ей беги… А, вот! Хлеба купить не помешает, меньше трети булки лежит в хлебнице, всё равно завтра покупать придётся.

Скинула Мария передник, и за калитку. Зачем, если по правде сказать, она и сама не знала – ну невмоготу дома одной быть, извелась вся.

Час вечерний был, люди с работы пришли. По летнему времени в доме делать-то особо нечего, а вот во дворах, в огородах забот хватает. Детей тоже до самых потёмок в дом не загонишь. В общем, шумно, людно. Мария только успевает на приветы отвечать, да ведь теперь за каждым взглядом, за каждым словом, за каждой улыбкой чудится ей любопытство да намёк, как по угольям горячим вдоль улицы идёт. Уже и не рада, что из дому вышла. Сроду ничего такого не испытывала, а ведь бывало, и об ней судачили, да тогда не так было, тогда она умела отряхнуть это с себя, и осыпались пересуды как сухая грязь, не приставали. А вот когда дочки касается – это совсем по-другому.

Тут, на счастье, попался ей на глаза узенький проулок. Вёл он за огороды, по нему ребятня к речке бегала купаться, бабы бельё полоскать ходили. Но сейчас, вечером, был он тих и безлюден. К магазину он, понятное дело, не вёл, да Марии этот магазин и не шибко-то нужен был, а вот душевное равновесие она окончательно утратила, аж самой такая злобность противна стала – незлобливым человеком Мария была, наоборот, знали её мягкой и спокойной.

Свернула Мария в проулок, чтобы в безлюдье и тишине успокоить сердце. И надо же было тому случиться, что навстречу ей вышел не кто иной, как виновник её раздражения. Кирилл всегда после работы ходил на речку ополоснуться. Оно ведь самое милое дело – после жаркого трудового дня окунуться в ласковую речную воду, смыть с себя пыль и пот и будто заново на свет народиться. Вот в ту минуту и встретились они в узком проулке: Кирилл с мокрой головой, с майкой в руках – дом его в первой улице от речки, то есть в двух шагах, можно сказать, и Мария, полная негодования, с одной только мыслью: «А вот он, голубчик! Ну, погоди у меня!»