Итак, всё начинается с некой первопричины, которая побуждает исследователя задать вопрос. Существует несколько суждений по этому поводу. Платон и Аристотель, например, считали, что познание начинается с «удивления», Декарт ставил на первое место «сомнение», автор «теории осевого времени» Карл Ясперс был убеждён, что начало всему человеческие «переживания». Возможно все они были по-своему правы, но здесь попробуем пропустить этот дискурс и в качестве первоистока возьмём простое и очень позитивное свойство человека, называемого «любознательностью».

Тем не менее вопрос задан, исследователь переходит к стадии «наблюдения», после чего возникает некий возможный ответ, версия, то есть предположение или, более официальным языком, «гипотеза». Она сверяется с результатами наблюдений, методологически проверяется различными способами, расчётами, экспериментами и так, раз за разом, пока не примет максимально устойчивую форму, и если гипотеза, на протяжении долгого времени, отражает объективную действительность, она становится «научной теорией».

Научная теория – это высший уровень человеческого познания. Она обладает предельной степенью достоверности и определённости, которой только может достичь человек на данный момент времени.

В некоторых источниках бытует такое предубеждение, что «научная теория» где-то внизу, а например, «научные факты» или более громкое выражение «научные истины» означают незыблемые, неоспоримые вещи. На самом деле, это совершенно не так, и несмотря на то, что с точки зрения классического понимания, слово «факт» означает нечто абсолютно неопровержимое, в науке они тоже могут меняться и это совсем не те «факты», которые мы знаем на уровне повседневности, например, о шарообразной форме Земли, или что сумма углов треугольника равна 180°. Научные «истины» можно охарактеризовать, как общепринятые взгляды в науке – одни, более устойчивые, другие менее устойчивые, но и те и другие подвержены изменениям, как и всё в академической практике.

У науки есть одна очень важная функция – она делает нашу жизнь лучше, легче, комфортнее и интереснее. То есть она всегда благотворно влияет на нашу жизнь, поэтому мы считаем её чрезвычайно важной. Но проблема в том, что люди стали отождествлять фактор технико-технологической полезности науки с её истинностью.

Наука и истина, в нашем восприятии, стали абсолютно тождественными понятиями, мы смешали эти термины и сегодня для нас между ними нет никакой разницы, и это очень большая ошибка.

Среди основных научных методов, чаще всего применяется метод «индукции», согласно которому исследователь берёт определённое количество наблюдений и на их основе делает общий вывод. Например, некий учёный задался целью построить научную теорию, в основе которой лежит ключевой вопрос – сколько рогов может быть у носорога? После многолетних, кропотливых наблюдений, он видит носорогов, у которых только один рог и, на этой основе выдвигает общую гипотезу – все эти животные однороги. После многократных перепроверок, это утверждение становится составной частью научной теории, поскольку снова и снова он видит один и тот же результат – повсюду носороги, у которых только один рог. Но, вот он или его последователь встречает носорога с двумя рогами и тогда эта научная теория ставится под сомнение. Возникает, так называемая, проблема «индукции», сформулированная ещё голландским философом XVIII века Дэвидом Юмом, который утверждал невозможность абсолютного знания о мире. Он считал, что какой бы «научно доказанный» вывод, достоверный и убедительный, не был взят за основу научной мысли, он всегда может быть опровергнут новыми данными, которые способны поставить под рациональное сомнение любую гипотезу или даже любую теорию, и у вас всегда может родиться новое прочтение действительности, которое девальвирует предыдущее. Поэтому, по Юму, мы познаём не сами вещи, а их проявления, то есть их внешние признаки. Сам по себе внешний мир непознаваем до уровня непреложной истины, как и непознаваем его Законодатель, и с этим постулатом сегодня согласны большинство учёных.