Мама «королевича», рассудив верно, что ЕГЭ ей не пережить, вовремя пристроит сына в колледж с небольшими затратами. Симпатичный юноша с доброй и отзывчивой душой, уже сейчас мечтающий (но пока не осознающий это) о подружке, будет скоро ею найден и выбран. Мама, схватившись за голову, обзвонит всех родных и расскажет о «нахалке», которая хочет женить на себе ее наивного сына. Ну посмотрите же, видно сразу, что вертихвостка! Свадьба будет скромной, традиционной: белое платье с округлившимся животиком, смущенный от скорости случившегося жених и недоброжелательно глядящие друг на друга только что породнившиеся стороны. Молодой папа будет гулять с малышами, помогать им с уроками, отдавать всю зарплату супруге и иногда с тоской поглядывать на шалаш, который строят во дворе уже другие мальчишки и мечтать о… новой машине! Но жена прикрикнет: а ботинки детям? А холодильник новый? А на море летом с детьми съездить? И отгонит он смелую мысль про машину, как надоевшую муху, отмахнется и продолжит жить дальше.

…Ничего их не свяжет в этой жизни, кроме моего оливкового диванчика, уроков английского, настольных игр, в которых «королевич» Елисей аккуратно протягивал карточки «царевне Несмеяне», не переходя границ дозволенного, даже не коснувшись ее руки. А встретившись, узнают ли они друг друга в своих взрослых жизнях когда-нибудь – это интересно…

Вся гордость учителя в учениках,

в росте посеянных им семян.

Д. С. Менделеев

Среди шумной толпы подростков с родителями, пришедших на собеседование в начале учебного года, я их заметила сразу. Спокойная, скромная мама и белокожая, с темными длинными волосами и миндалевидными глазами («это рысьи глаза твои, Азия…») девочка. Они сидели несуетно, с улыбкой, всех пропускали вперед и наконец остались в кабинете одни.

– Ну, иди ко мне, восточная красавица! – сказала я и перешла на английский, усадив девочку поближе ко мне, на первую парту.

Мама молча и с нескрываемым интересом, но не одергивая и не вмешиваясь, как это часто бывает, наблюдала за диалогом на неизвестном ей языке. Видно было, что она переживает и одновременно гордится тем, что тринадцатилетняя дочка может поддержать разговор.

Леночке повезло. Долгое время, несмотря на нетерпение администрации, я не могла подобрать ей подходящую по возрасту и уровню группу для утренних занятий, и она занималась одна. Самое главное я поняла в день нашего знакомства: чудо – девочка! Опять мой любимый цвет и размер, цитируя незабвенного героя А. Милна. Любопытная, трудолюбивая, открытая, общительная, с хорошими данными, а болтушка какая, что еще поискать! А хороша-то как! Ахматовские «рысьи глаза» можно продолжить эпитетом «луноликая», «чернобровая» и завершить есенинскими строчками «Шаганэ ты моя, Шаганэ!» Прекрасная кожа, не знавшая проблем в подростковый период, зарождающаяся женственность, которой еще предстоит распуститься и одарить всех своим величием, лишить покоя всех особей мужского пола.

Обучение доставляло радость нам обоим, но в центре Лингвистики через два месяца сочли эту «группу» нерентабельной (четно говоря, я думала, это случится раньше), и Леночка перебралась ко мне на индивидуальные занятия. Успехи не заставили себя долго ждать: она стала неплохо разбираться в грамматике, с удовольствием читать английскую литературу и болтать, болтать без умолку! Мне было любопытно наблюдать за тем, что девочка при скромном достатке родителей и большой любви, выросла понимающим, неизбалованным, а главное – счастливым ребенком.

К моему удивлению, папа оказался моим земляком: уехав из Города Детства, он встретил свою будущую супругу в России. Спустя семнадцать лет после рождения девочек-близнецов появилась на свет Лена – папина последняя надежда на сына. Конечно, вся любовь досталась ей, но как умело, мудро и по-женски она ею пользовалась! Папа не сходил с ее уст – и смешной, и строгий, и любящий веселые компании, многочисленную родню, и контролирующий женскую половину семьи – он сумел сохранить удивительно теплые взаимоотношения с младшей дочерью. По мере взросления ее тон становился все более ироничным и снисходительным по отношению к стареющему папе, но сколько любви было в этих играх – ссорах и разговорах о папиной строгости! Я любовалась этим! Она вертела папой так незаметно, как могла это делать умная женщина, при внешнем повиновении и преувеличенном страхе перед кавказским мужчиной.