Месяц харапашия[42] только начался.

Старый Арсам теперь жил в Пасаргадах, так как должность царского судьи вынуждала его каждодневно разбирать тяжбы, с которыми шли в этот город люди со всей Персиды. Арсам был справедлив, и это было широко известно. Угроз он не боялся, поскольку пользовался любовью простого народа, в каждом городе и селении Персиды у Арсама были защитники и почитатели. Пытаться подкупить Арсама значило нажить себе непримиримого врага. На это обычно никто не отваживался.

Фрашаракой[43] в Пасаргадах был лучший друг Арсама, а градоначальником – брат жены, тоже известный своей честностью. Эта троица смело и беспристрастно выполняла царский указ о привлечении к суду всех взяточников и притеснителей, как бы знатны они ни были. На судебные процессы, которые обычно проводились на площади под открытым небом, собирались толпы горожан и сельского люда, дабы позлорадствовать над тем, как потащат в темницу какого-нибудь вельможу.

Арсам, признававший в мужчинах, – а в мужчинах-персах особенно! – только самые прекрасные душевные качества, люто ненавидел стяжателей, воров и притеснителей слабых. Приговоры его часто были суровы. Если Арсам приговаривал кого-то к штрафу, то к такому огромному, что судебные исполнители обирали приговоренного до нитки. Лжесвидетелей Арсам неизменно приговаривал к испытанию огнем, говоря при этом, что их должны судить боги, а не люди. При этом слуги Арсама вкладывали столь длинные и высокие поленницы из сухих дров, что ни одному обвиняемому не удавалось выбраться живым из яростного пламени. Столь же беспощаден был Арсам к нарушителям договоров, их подвергали водной ордалии. При этом Арсам сам пускал стрелу из лука и посылал за ней такого нерасторопного бегуна, что приговоренный, которого в это время держали под водой, был обречен на смерть.[44]

Обвиненных в изнасиловании свободной женщины без долгих разговоров отдавали палачу и превращали в евнухов.

В те дни немало знатных мужей скрывались в горах и безводных пустынях, предпочитая терпеть лишения, лишь бы не угодить на суд к Арсаму. Беглецов разыскивали конные отряды тифтаев,[45] которые подчинялись гаушаке.[46]

В Персиде гаушакой был Вахьяздата. Этого военачальника Бардия заприметил во время похода в Египет и приблизил к себе.

Вахьяздата проявлял столько рвения, отыскивая следы бывших царских чиновников, скрывающихся от правосудия, что пользовался не меньшей популярностью, чем Арсам.

Одним из отрядов тифтаев командовал Дарий, сын Гистаспа. На этом настоял старый Арсам, не позволивший Гистаспу забрать старшего сына в свою сатрапию. Он заявил, что служить Справедливости лучше делом, нежели словом.

Персидская знать недолюбливала тифтаев, которых обычно набирали из полудиких кочевых племен. Иные из знатных персов предпочитали покончить с собой, но не попасть в руки тифтаям. Гистаспа возмущало, что его старший сын будет предводительствовать людьми, обязанности которых вызывают презрение. Однако противиться воле отца Гистасп не мог, поэтому отправился в свою сатрапию без Дария, зато забрал с собой младших сыновей.

Арсам, заметив, что Дарий не в восторге от того, что стал военачальником над тифтаями, как-то сказал:

– В стародавние времена персидские цари не брезговали сами собирать сухой коровий помет, чтобы разжечь огонь в очаге. Корова и пламя костра сотворены Ахурамаздой, разве может быть нечистым творение бога? Первый человек тоже был творением Ахурамазды. Уксиев или коссеев можно презирать за дикие нравы, но не тех из них, кто служит Справедливости, преследуя негодяев, позабывших всякую совесть. Тифтаи – это сухой коровий помет. А Справедливость – это огонь, которому они служат.