– А что надо, чтобы принять крещение? – спросила я бабушку.
– Надо, внученька, выучить хотя бы молитвы к Пресвятой Богородице и «Отче наш».
И вот настал день крещения. Крёстных мне выбрали заочных, а я так прониклась силой молитвы, что в момент крещения подошла к батюшке и по-детски искренне попросила: «Пусть моими крёстными будут Пресвятая Богородица и Иисус Христос». Так я стала православной.
Отец ушёл в мир иной рано, и, когда пришло время получать паспорт, моя мама под угрозой изгнания меня из дома запретила брать немецкую национальность. Она боялась повторения истории с выселением немцев. На дворе стояли «застойные» 80-е годы. По окончании училища мне как студентке СССР было предложено несколько вариантов для распределения на выбор. Пришла в гости к своему дяде, открыла энциклопедию, заглянула в атлас и изучила место предлагаемой «дислокации». Я выбрала Россию. В тот год не было распределения в Крым, хотя так хотелось к Чёрному морю, побывать на родине отца, взглянуть на родовое гнездо (дом, как ни странно, сохранился), и вот волею судьбы я оказалась у Японского моря. Как шутят местные жители: «Широта крымская, долгота колымская». Я из менталитета восточного нырнула в менталитет русский. Очутившись в России, я быстро поняла, что на исторической родине меня никто не ждёт с распростёртыми объятьями и что русская доброта присуща далеко не всем людям, окружавшим меня. Поскольку я выбрала по распределению город, в котором у меня не было ни родни, ни знакомых, то выживала, как могла. Проживала в общежитии. Случалось, и обманывали меня, и обкрадывали, и не раз я вспоминала добрым словом таджиков. Со временем я поняла, что «легенды» есть не только у немцев, но и у русских, адаптировалась к суровой реальности, а может, выросшая в любви и заботе, я просто была немного наивной.
Как-то раз я проснулась от того, что в открытое в комнате окно влетел небольшой полупрозрачный шар. Он подлетел ко мне, и я отчётливо почувствовала рядом с собой бабушку Марусю. Утром я побежала на переговорный пункт и узнала от тёти, что бабушка умерла. Быстро взяв отпуск на работе, и купив билеты на самолёт, я прилетела проститься со своей русской хранительницей, со своей бабушкой, со своим яблоневым детством. Хотя неправда, этот сад будет жить в моей памяти. Он навсегда останется со мной: с его умиротворяющей зеленью, с этим парадом висящих и падающих «планет», с ледяным Чирчиком и штанами на палочке, которые мы сушили по дороге, идя домой с соседскими детьми, в этом изобилии солнца, радости, счастья и любви.
Шло время. Вроде всё стало налаживаться, и жизнь шла своим чередом, и наступили 90-е годы. Россию накрыл глобальный кризис и начал громить всё вокруг: стереотипы, политический строй, СССР. Рухнула Берлинская стена, и Германия на этой волне, наоборот, воссоединилась. Начали вспыхивать межнациональные конфликты на окраинах СССР, и российские немцы в статусе военных беженцев потянулись на историческую родину. Кто жил в 90-е, не даст соврать – страшные годы. Вспыхнул национализм и в Таджикистане, и мои немецкие родственники в полном составе эмигрировали в Германию. Они слали мне письма, в которых рассказывали, как благополучно устроились, и звали к себе.
Я решилась и тоже подала документы на получение немецкого гражданства, но получила отказ. «Значит, ещё время не пришло пожить в Германии», – подумала я и с усердием продолжала учить немецкий язык. Отец дома никогда не разговаривал на немецком языке. Он знал язык, понимал, но не говорил. Слишком тяжелы были для него детские воспоминания, когда мальчишки-ровесники бросали в него камни только за то, что он был немцем по национальности, и обзывали фашистом.