И все же, наверное, самое большое и продолжительное влияние орудия оказали на поведение пользовавшихся ими сообществ. Граничащее с колдовством искусство изготовления этих артефактов наделяло властью как Создателей топора, так и тех, кто использовал их для создания новшеств. На протяжении всего фундаментального раскола, длившегося до недавнего времени, дар топора благоволил тем, кто умел управлять новыми орудиями и приносимыми ими переменами. Побеждали те, кто мог легко пользоваться мозгом последовательно, как при создании топора. В последующие тысячелетия власть часто переходила к носителям аналитического мышления, которые умели обращать дары в решающее преимущество. Топор как будто положил начало некой искусственной среде, в которой предводителями становятся те, кто лучше других способен применять технологию для преобразования мира (и окружающих людей).

Этот переход от «естественного» к неестественному отбору ускорил появление последовательного мышления и нецикличных по своей природе изменений, начало которым положили Создатели топора. Вместе эти два аспекта человеческого развития стали мощным стимулом продвижения инноваций, потому что последовательные, поэтапные элементы создания топора после необходимой формализации могли превратиться в мыслительные процессы, подходящие для создания других артефактов. Эта способность, как мы объясним ниже, станет одним из ценнейших активов человеческого общества.

В результате таких предпочтений общество поставит науку выше искусства, рассудок выше чувств, логику выше интуиции, технологически продвинутую цивилизацию выше «примитивной». Возможно также, что те непоследовательные, нелогичные аспекты человеческих талантов, которые выражаются, скажем, в музыке или искусстве, просто не находили применения в условиях, где сообщество ориентировалось прежде всего на выживание, и пребывали в дремлющем состоянии, дожидаясь лучших времен. Пока на первом плане оставалось линейное, последовательное мышление.

Этот отбор разумов и выделение доминантного типа происходили на протяжении длительного времени и под влиянием тех же процессов, которые управляют эволюцией в мире природы: случайное возникновение и выборочное сохранение. В природе едва ли не все происходит случайно. Побег бамбука поворачивается либо к солнцу, либо от него; лягушка отращивает новую ногу; на коре мозга возникает новая извилина. Что произойдет дальше, зависит от мира, который «отбирает» устраивающие его изменения. Понадобился гений Дарвина, чтобы понять: выбор путей формирования жизни делается миром. Обилие солнечного света означает, что у растений будут маленькие, отвернутые от солнца листья. Недостаток света означает, что доминировать будут растения с большими листьями.

Каждому из нас, как упомянутым выше котятам, присущи разные способности, развивающиеся в соответствии с миром, в котором мы живем. Например, люди различаются по росту, но, хотя при прочих равных условиях человек с генами высокого роста всегда будет выше того, у кого их нет, мир, в котором они живут, тоже влияет на достигнутый рост. В результате в целом каждое последующее поколение американцев выше предыдущего.

Подобным образом различаются и умственные способности. Люди произошли от животных – непосредственно от человекообразных обезьян (а они – от древних обезьян, а те – от других млекопитающих). Поэтому в разные периоды времени развивались разные способности в разных участках головного мозга. Поэтому одни люди уверенно чувствуют себя в пространстве и легко в нем ориентируются (такие таланты полезны в диких районах); другие отлично слышат звуки и умеют воспроизводить их с помощью музыкальных инструментов; третьи без труда управляются с людьми, словами или числами. При всем разнообразии индивидуально наследуемых качеств каждый из нас рождается с неким набором способностей, большинство которых мы никогда не используем, потому что мир не позволяет нам этого. Большинство читателей нашей книги, например, так никогда и не узнают, насколько сильны они в поэзии суахили, звездной навигации или строительстве храмов.